Источники: Православие.фм ,
Старый обряд перестают рассматривать только лишь как возможность возвращения в Церковь отделившихся от нее несколько веков назад общин. И это даже не группы консерваторов-новообрядцев. Единоверие сегодня – универсальный инструмент миссии не только внутри РПЦ, но и за ее пределами.
Меня побудило написать эту статью несколько событий и открытий. Во-первых, я «познакомился» с американским журналистом Родом Дреером, принявшим православную веру. О его книге «Выбор Бенедикта» я написал отдельную статью.
Дреер убежден, что Западный мир – это обломки некогда великой культурной христианской империи, утерявшей свои корни и стремительными темпами разрушающейся. Похоже на правду.
Имея опыт пребывания в протестантской и католической церквях, Дреер размышляет и как «гражданин» Запада: он ищет выход в понятных для всех примерах. Им становится Бенедикт Нурсийский, общий для православных и католиков святой. По сути, преподобный Бенедикт – основатель «здорового» монашества в Западной Европе. Его устав базировался на уставах Василия и Пахомия Великих. На обломках Римской империи святой создавал общины с целью сохранения основ христианской веры. Род Дреер считает, что нечто подобное сегодня необходимо Америке и Европе: вернуться к своим корням, обратить внимание на свое духовное и интеллектуальное состояние западных христиан, направить силы на укрепление общин.
Всё это очень созвучно с опытом старообрядцев в постраскольную эпоху. Другое дело, что старообрядческая (единоверческая) традиция образа христианской жизни более молодая, но цельно сохранившаяся до наших дней. Внешне древнерусское богослужение может показаться довольно экзотическим даже для русского человека: косоворотки, бороды, платки под булавку… Но это лишь самая вершина айсберга, которая совсем не отражает суть единоверческого прихода. Этого не передать словами.
Старообрядный приход есть место, где современный человек по-настоящему может отдохнуть душой от мирской суеты, погрузиться в молитву и глубоко задуматься о своей жизни.
Храмовая эстетика – в архитектуре, едином стиле иконографии, унисонном пении, уставном строе службы как со стороны священства и причта, так и прихожан – это не просто набор внешних атрибутов, но действенные, наполненные Богом и столетним опытом отцов Церкви инструменты спасения.
Объяснять это человеку, не знакомому с таковой службой, – сложно. Но стоит на службе побывать – мнение моментально меняется. Митрополит Иларион (Алфеев) называет старый обряд эталоном церковного богослужения. Глубокий литургист и исследователь, владыка имеет богатый опыт, чтобы сравнить и выдать авторитетную точку зрения.
И атмосфера единоверческого прихода очень домашняя, несмотря на кажущуюся посторонним строгость. Строгость – есть. Но в храме всё преображается мистическим образом, и храмовая строгость никоим образом не конрастирует с любовью и гостеприимством. Много раз я слышал от людей, посещавших древнерусские богослужения: «Мне здесь всё предельно понятно», – говорят они о чтении, пении и самом ходе службы. Понимание очень часто бывает интуитивным, но не это ли явное свидетельство Божьего действа? Молитва, аскетика, труд, образование… Дреер пишет о том, чего нам всем сегодня не хватает.
Однако у единоверцев есть приятная особенность: богослужение не на словах, а на деле ставится в центр жизни христианина. В службу превращаются утренние и вечерние молитвы, лестовка становится неотъмлемым спутником христианина.
Я немного познакомился с англоязычной культурой. Вы заметили, что синкретизм, поиск себя в самых экзотических религиях – обычный сюжет огромного количества произведений искусства, литературы и кинематографа Запада? Ничего удивительного: протестантизм и католичество в своем секуляризованном виде (вынесем сейчас за скобки благодатность) перестают привлекать американцев и европейцев.
Из религиозного культа ушла древность, неотмирность, глубокий символизм и стремление к сохранению своей вневременной неизменности. А вместе с этим ушло и содержание. Гибкость мышления и открытость новому, качества западного человека, которые логично направляют его на постоянный поиск. Увы, далеко не всегда удачный.
Мы привыкли смотреть на нашу веру как на часть традиции, несмотря на 70 лет советских гонений, из народного сознания Православие никуда не ушло. Но когда читаешь размышления людей, пришедших в нашу Церковь извне, тем более, на другом конце земного шара, с радостью обращаешь внимание на те моменты, которые они отмечают «со своей колокольни». Запад, может быть, и загнивает, в духовном плане, но это не значит, что там нет христиан и ищущих Христа людей, пусть они и в меньшинстве (по-другому и быть не может). Единоверие как одно из направлений миссии может дать ищущим людям Христа в той древности, неотмирности, символизме, образах, которые сохранились в древнерусской богослужебной традиции. Далеко не факт, что старый обряд заинтересует большинство из тех, среди кого ведется проповедь в Америке и Европе. Но гнуть старообрядную линию просто необходимо: это многообразие неизбежно влияет на количественные показатели. И качественные.
Поэтому, когда Дреер апеллирует к святому Бенедикту, мне очень хочется показать ему русских старообрядцев с их организованной общинной жизнью. И секрет этой общинности в простых, но очень основательных вещах. В центре жизни общины – богослужение с Божественной литургией. Служба ведется по уставу, и в ней стремятся задействовать как можно больше прихожан в чтении и пении. Через богослужение происходит обучение всему христианскому богословию. Трепетное отношение к древности хоть в службе, хоть в реликвиях – хранимых общинами иконах, книгах – вызывает в человеке неизбежное чувство долга и отсылает к корням.
Необходимость общаться, поддерживать друг друга проводится у единоверцев красной линией. Этого ли так не хватает одинокому человеку постмодерна?
Во-вторых, давайте посмотрим на уже существующие единоверческие общины в США. Пока их всего две. Но давайте оценим степень их активности. Я бы выделил общину Рождества Христова и ее настоятеля отца Пимена Саймона. Батюшка в одном из своих интервью на вопрос о ценности старого обряда в Русской Православной Церкви (при том, что служат они уже на английском – очень много «спорных» мест молитв просто нивелировалось особенностями языка) отметил, что новообратившиеся христиане, видя практику единоверцев, утверждают, что «именно об этом они и читали» в творениях святых отцов.
Я озвучивал в одной из своих статей позицию, что единоверческий приход неплохо бы открыть в каждой епархии РПЦ. Также мне кажется, что эту практику особо стоило бы завести во всех епархиях за рубежом. Один приход – это не так много, но достаточно, чтобы сделать древнее церковное предание из нашей общей сокровищницы доступным для ищущих Христа или глубоко интересующихся православной верой.
В-третьих, не так давно мне написал один из читателей по имени Джереми. Ему 30, и он с семьей живет в Индиане. Будучи прихожанином церкви Антиохийского Патриархата, Джереми серьезно интересовался церковной историей. Он узнал о старообрядцах и единоверии. Благодаря порталу Православие.ру все мои материалы по единоверцам были переведены на английский язык и стали доступны христианам в других странах. Слава Богу, ближайший единоверческий храм – в соседнем от семьи Джереми штате. Для меня подобное письмо было очень удивительным, и в то же время я был тронут подобной реакцией американца. Надо сказать, что в англоязычном сегменте материалы о единоверии собирают только положительные комментарии. Почему бы не взять это на заметку?
Наконец, никто не станет отрицать, что старообрядчество несет в себе ярчайший отпечаток национального колорита. Интерес к русской культуре на Западе существует довольно давно. Но если в случае с клюквой или даже серьезным фольклором мы имеем дело с «досуговой» стороной, то единоверие становится для человека Запада возможностью увидеть цельную картину русского бытия, когда Христом пронизан весь быт и организация пространства русского человека. Нет в старом обряде того, что не было бы воцерковлено. А такой подход – воцерковлять пространство – неизбежно подкупает человека, ищущего цельности веры.