Вот я, например, прихожанка православного храма с 1994 года, с 2007 жена священнослужителя. Жизнь церкви мне видна изнутри. И главная её проблема сегодня, на мой взгляд, это не какие-нибудь недобросовестные клирики и иерархи, которые всегда были, есть и будут. А то, что за 26 лет свободы вероисповедания в общецерковном масштабе не были усвоены такие формы приходской жизни, которые позволяли бы человеку брать личную ответственность за свою религиозную жизнь как в общине, так и за её пределами, встраивать веру в повседневность; преодолевать двойственность, и, обретая гармонию, переставать трясти своими оскорбленными религиозными чувствами, тем самым порождая “внешних врагов Церкви”.
Источник: личный блог автора
Со времён 90-х и нулевых годов кое-что в обществе, стране и мире изменилось. Выросли и мы, дети перестройки. Плоды 90-х на подходе, держитесь:) Но пока они встают на ноги, колотят капиталы, продвигают свои идеи, ближайшие лет 10 мы ещё рулим. Самое время говорить, коли есть, что сказать.
Фото: монах Онуфрий, Соловки
О том, что церковная жизнь неоправданно требует от рядового мирянина почти монашеского по форме бытия, стало говориться только в последние годы. Великолепные статьи архимандрита Саввы (Мажуко) о посте, Типиконе, статьи, дискуссии разных смелых, искренних авторов о многодетности, духовничестве, молитвослове; феномене расцерковления подростков – все это стало обсуждаться вслух и широко относительно недавно. И это здорово.
Потому что православие – не религия праведников, лихо вычитывающих правило, соблюдающих все посты, исправно посещающих все богослужения и блестяще владеющих славянским. Это религия для тех, кому Христос помогает преодолеть собственные несовершенства, наладить отношения с собой, людьми и миром. Найти покой и Любовь внутри и вне себя. Это религия для сомневающихся, непонимающих, запутавшихся.
Те, кто уже всё-всё-превсё понял, мертвы. Либо физически, либо духовно. А я хочу говорить с живыми и о живых, и самой быть такой. Но с этим ещё сложнее…
Недавно читала потрясающее интервью одной православной матушки. Роль, которую на приходе приходится невольно исполнять священнослужителю и членам его семьи, в нем метко названа “жлобским прикидом”. Пастве часто хочется видеть своих пастырей небожителями, их супружниц и детей ангелами во плоти. Кем угодно, но только не обычными людьми. Ведь “обычными” означает “грешными”. А если священник грешен, его супруга и дети не святые, то придётся как-то самостоятельно что-ли брать и нести ответственность за свою жизнь, самому строить отношения с Богом?… Ой, как-то сложно, да?
Проще так: “батюшка за меня в алтаре помолится, потом выйдет и укажет, как мне жить, а его дети своим примером моих детей научат”.
Фото: Соловки
Вот мне иногда тоже этот прикид давит, особенно когда речь заходит о внебогослужебной жизни нашей семьи (надо же, она есть???). О наших увлечениях, занятиях, частных взглядах. Словно кто-то за нас решил, что нам пристало делать, а что нет, как правильно думать, о чем рассуждать, говорить вслух, а о чем не стоит. Словно есть какая-то невидимая, но крепкая стена между оградой храма и остальным миром, о которую должны расшибаться в кровь наши лбы в качестве подвига… Вместо того, чтобы открыто нести Христа везде, в каждую точку вселенной, от неба до глубин океана, от запада до востока.
Страшно хочется, если уж мы остались в миру, свободно любить его. Познавать. С чем-то спорить, не соглашаться, а лучше смиряясь, любоваться, находя в самых неожиданных местах следы Промысла. Не обходить его километрами, строить заборы и тихо ненавидя вздыхать, мол, кругом одни развратники, мешают детей добру учить. Может, было такое время, может, это мы сами спрятались, струсили от неизвестности нового пути. Инстинкт самосохранения сработал, и это было справедливо и закономерно.
Теперь же, чтобы не деградировать и не разменивать свое христианское достоинство на мелочное уставное буквоедство, пора потихоньку выбираться из комфортного гетто, поворачиваться к людям и быть честными. Честными в том, что мир, как ни крути, прекрасен. Что наши дети туда сбегают, как бы мы их не привязывали к парте воскресной школы. Что сегодня, как и всегда, выбирают мирскую жизнь не только те, кто боится трудностей и лишений, у кого кишка тонка стать монахом, но те, кому дано не менее сложное предназначение спасаться сквозь мир, ища Бога среди суеты. Ведь Бог поругаем не бывает, и самое прекрасное в миру – это Его живые образа, люди, которые остаются иконами, как бы сильно ни были запачканы, как бы низко они не падали.
Фото: монах Онуфрий, Соловки
Конечно, для того, чтобы понять это, разглядеть, для контакта с миром нужны ресурсы: опыт, знание, чутьё, сила. Поэтому мы создаём общины, тренируемся в учебке поста и послушаний, растим детей в семейной тепличке. Не для того, чтобы они в ней остались навечно, но чтобы сумев сберечь целостность души, доверие к Богу и людям, наполнившись силой Любви, вышли в самостоятельное плавание по волнам житейским, расширяя границы Церкви, неся в мир органично встроенное в их сердца и реальную жизнь Евангелие.
Чтобы они смогли увидеть человека в каждом встречном, от убийцы до старца в скиту. Чтобы смогли услышать и увидеть боль, правду и красоту души человеческой хоть в рэпе, хоть в знаменном пении, в постмодерне и иконе, в тюрьме и больнице. Чтобы сохранили Христа внутри себя даже тогда, когда посреди череды будней и праздников вдруг окажется, что о Нем забыли все вокруг. Чтобы не стали лжецами, себялюбцами, ханжами и занудами.
Быть живым, значит расти и тянуться к Свету и Истине, но никогда не забывать, что познать Бога один раз и навсегда невозможно, а грешность человеческой природы, падения и боль – лучшее лекарство от самомнения. Все это достигается не сколько подвигами, постом и бдениями (они лишь средство), но только любовью, которая и есть самая высшая аскеза, поскольку всегда требует отказа от единственной своей помехи: гордости.
Источник: личный блог автора
