Отец Серафим – американец, родившийся в США в католической семье. Но Богу было угодно так, что вчерашний католик стал православным, мирянин – священником. Да еще и единоверческим. О жизни православных христиан в США, коротко, но веско – в интервью с отцом Серафимим Уингом, настоятелем храма святителя Николы в Пенсильвании.
– Отче, Вы родились в католической семье. Расскажите, как случилось так, что вы стали православным христианином?
– Дело в том, что по линии матери мы – славяне. Девичья фамилия матери Димитрович, фамилия белорусская. Мы делали исследование по составлению родословной нашей семьи и выяснили, что предки происходили из России. Русские, белорусы… значит, православные! Я начал самостоятельно изучать Православие.
Меня привлекло богослужение, я даже несколько раз заходил в храм и решил стать православным. Результатом простого интереса стало мое крещение в православную веру.
– Как изменилась Ваша жизнь после прихода в Церковь? Были ли у Вас стереотипы и иллюзии о Церкви, которые разрушились?
– Никаких стереотипов не было. Я знал, что в Америке среди православных есть и сербы, и русские, и греки, все они по-своему отличаются культурой и национальными особенностями, но стереотипов у меня не было. Как изменилась моя жизнь? Кардинально. Семья полностью состояла из католиков, а я вдруг стал православным. Мы праздновали Рождество в разное время. Да, мы собирались дома на католическое Рождество, но подлинный праздник я отмечал в другой день. Между нами были споры о моем религиозном выборе. Но спустя 4 года родные сказали мне «Ладно» и между нами воцарился мир.
– Можете немного рассказать о годах Вашей учебы в Джорданвилле (Свято-Троицкая духовная семинария в Джорданвилле Holy Trinity Orthodox Seminary — профессиональное высшее учебное заведение Русской Православной Церкви Заграницей – прим. редакции)? Что запомнилось Вам в обстановке, порядках, традициях семинарии, а самое главное – в людях?
– Если вы получаете военное образование, это на всю жизнь остается с вами. Опыт жизни в Джорданвилле остается с человеком до последних дней. Я благодарю Бога за тот период, который я провел в семинарии. И встречал там настоящих подвижников благочестия. Старая гвардия монахов, которых, к сожалению, с нами уже нет… они были настоящими жемчужинами. Настоящим счастьем была встреча с ними в коридорах семинарии или на улице. Тогда я не обращал на это такого внимания, хотя и использовал возможность послушать их или поговорить.
Например, отец Киприан, иконописец. Увы, фамилию сейчас не вспомню. Ему я исповедовался в годы учебы. У нас были отличные отношения, он подарил мне венчальные иконы собственного письма. Хотя я в тот момент был очень молод и еще не знал, буду ли жениться или нет. Но отец Киприан был прямым человеком и сказал мне по этому поводу: «Надо!».
Игумен Горий – это настоящий подвижник. Во время Великого поста не ел вообще. Пил, но не ел. Я всегда разговаривал с ним с трепетом. Отец Горий, несмотря на личную строгость, был очень вежлив и любезен со всеми людьми.
И, конечно, митрополит Лавр. Он был как отец. С ним можно было и пошутить, и поговорить на серьезные темы. Слава Богу, что мне довелось повстречаться с такими людьми.
– Расскажите, в какой момент Вы выбрали для себя единоверческую традицию и почему? Священноначалие и прихожане храма не возражали?
– Я женился на старообрядке (прихожанке единоверческого прихода Русской Православной Церкви заграницей).
Когда мы еще встречались с будущей супругой, мой однокурсник убеждал меня: «От старообрядцев нужно держаться подальше!». Но я его, конечно, не послушал. Мы венчались. Она открыла для меня новый мир. Я увидел православный мир до никоновской реформы, и этот мир меня очаровал. И уже 30 лет верен своему выбору.
В Эдинборо был приход из 6 человек и без священника. Дело было до соединения Церквей, и община относилась к Московской Патриархии. Я поговорил с владыкой, пообещал ему, что вдохну в приход новую жизнь. Он согласился и был очень рад моей инициативе. Для прихожан главным было возрождение молитвенной жизни, они очень оживились, ведь появилась возможность регулярно исповедоваться и причащаться. Унисонное пение и все священнодействия по старому обряду оказались им очень близки. Более того, в возрождающийся приход начали приходить верующие, им было приятно посещать уставную службу в древней традиции.
Все мои знакомые православные епископы, священники и миряне совершенно спокойно относятся к нам, ведь мы крепко держимся за то, как молились наши предки.
– Расскажите о религиозном ландшафте Вашего города и в целом епархии. Интереснее всего соседство представителей православных Церквей разных юрисдикций.
– В нашем районе есть греческая и карпаторосская церкви под омофором Константинопольского патриарха. Теперь, в силу известных событий, никаких отношений мы не имеем. Хотя и раньше мы довольно редко пересекались. Когда в нашем храме пребывала Курская икона, я приглашал «соседей», и они приходили к нам на молебен несколько раз. Надо сказать, что они хорошие люди. Они имеют сердца пастырей, особенно греческий священник. Он уже немолод, служит на приходе 50 лет.
Есть храмы Румынского патриархата. Есть единоверческий приход РПЦЗ в Эри. Конечно же, мы с ними имеем контакт. К сожалению, не служим вместе, но по объективным причинам: надо служить в своих храмах. Видимся редко, и чаще встречаемся на похоронах и панихидах.
И есть у нас рядом приход Американской митрополии. С ними мы также общаемся, молимся друг за друга. И, наконец, общаемся мы с местными старообрядцами-беспоповцами. У нас теплые отношения с прихожанами и их наставником отцом Лаврентием. Они уважительно ко мне относятся, я бываю у них в гостях.
– Вы находитесь на стыке двух культур: американец, принявший православную веру; священник, служащий по старому обряду. Наверное, Вы можете сравнивать: сильно ли отличаются американцы по менталитету от русских? Как рядовые американцы относятся к Вам, как к православному священнику?
– Поскольку я имею светскую работу, люди порой даже не догадываются, что священник. Я не всегда в подряснике, особенно когда преподаю. А вот мои соседи понимают это. Мы даже говорим об этом. Но они чистые американцы, и вера их вообще не интересует. Среди американцев есть традиционные католики. Они понимают, что происходит в их общинах, и им это не нравится. Когда они видят меня в подряснике, заметно их уважительное отношение.
Я думаю, что они смотрят на меня как на русского священника, и уверены, что я говорю по-русски! И когда я говорю на чистом английском, я вижу их искреннее удивление: «Oh! You American?». «Yes!», отвечаю я.
Между людьми есть разница. Я знаю, что в России в первую неделю Великого поста в храмах огромное количество людей. Но в американских приходах такого нет. Люди заняты работой и не понимают важности службы с каноном Андрея Кристкого. В Америка подобная ситуация повсеместна: в моем приходе, у соседей – не важно. Иногда людей на службе много, но иногда и очень мало.
Скажем, Похвала Пресвятой Богородицы. Большой праздник? Да. Но не для православных американцев. Мы ведь понимаем, что церковный праздник начинается с вечера, и необходимо посещать службу как накануне, так и в день торжества. Но американцы здесь, независимо от юрисдикций, иногда забывают, что нужно быть на молитве вечером. Важность Литургии для них понятна, а вот о вечерне и утрене забывают.
Американская культура очень влияет на нас. Здесь вечер субботы – это свободный от всех дел день. «Я работал 5 дней», – скажет амеркианец. – «Теперь могу и погулять, сходить в ресторан или в кино, провести вечер в баре. Ах, церковь? Нет, это только в воскресенье!».
Это очень странно для православного человека. Для протестантов и католиков – да. Но не для нас. Подобная психология – шаг в сторону от православного понимания богослужения. И у нас здесь с этим проблема. Большая проблема.
– У вас светская работа, это не мешает служению?
– Я учу иностранцев английскому языку. 27 или 28 лет уже как. Среди них есть русскоговорящие, но они в основном или баптисты, или харизматики, или пятидесятники. В нашем городе 5 протестантских церквей, прихожане которых говорят на русском или украинском языках.
Интересно, что они (русскоязычные баптисты, харизматики, и пятидесятники – прим. авт.) довольно резко выступают против Православия. Они учат детей, что православные – враги. У моего сына есть сокурсница-баптистка. Мать запретила ей общаться с моим сыном, потому что он православный. Очень интересно!
Но к вопросу. Тот факт, что я священник и работаю на светской работе – совершенно нормально. Если мы хотим жить – мы должны работать. Священник или дьякон, не важно. В приходах Русской Церкви за рубежом (речь идет обо всех приходах русской традиции – прим. авт.).
Мы не такие уж богатые, здесь редко встречается приход, способный обеспечить своих священников. Есть такие приходы, но их мало. Но у греков и автокефальцев (Американская Православная Церковь – прим. авт.) священники не работают. А мы работаем.
– Вы бывали в России, где именно?
– Был. 2 раза. Лет 7-8 назад. Была настоящая благодать! В России чувствуется благодать! А с благодатными людьми нужно иметь контакт. Конечно, и здесь такие есть. Но Россия – это Россия! Понимаете, о чем я говорю? У вас и мощи святых, и монастыри, храмы… Иногда нам требуется инъекция благочестия. И получаю такую инъекцию от России, честно.
Я бывал, конечно, в Михайловской слободе (Михайло-Архангельский единоверческий приход, крупнейший в мире, находится в Подмосковье – прим. авт.). Я там обязательно сослужу приходскому духовенству. Одно из любимых мест – храм Василия Блаженного на Красной площади, где можно поклониться святым мощам. В следущий раз обязательно хочу посетить Муром, поклониться святым Петру и Февронье, а также Людмиле Лазаревской, если ее мощи открыты.
Знаете, просто быть в Успенском соборе в Кремле – очень благодатно. Я просто стоял там и молился, несмотря на огромное количество туристов. Это чудесно. Перед мощами я чувствую, что я действительно вот сейчас встретился с этими святыми людьми, как будто они здесь передо мной.
– Расскажите о Вашей общине? Насколько она большая? Как организована приходская жизнь?
– Приход – 21 человек. Вокруг много заблудших душ, которые я стараюсь «ловить», но на богослужении обычно именно 20 человек. Я несу пастырское служение, приходской совет состоит из 4-х человек. Мы ежемесячно встречаемся и обсуждаем жизнь прихода. У нас спокойная и мирная жизнь внутри общины, поэтом обсуждать приходится в основном финансовые вопросы и планы на будущее, ремонт, например. Проблемы хозяйственного плана – ежедневны. Каждый год встречаемся всем приходом на общее собрание. И голосуем по поводу решения тех или иных вопросов.
Формального членства у нас нет. Членом общины считается тот, кто регулярно участвует в таинствах исповеди и причастия, а также совершает регулярные пожертвования. У нас маленький приход, поэтому все знают, кто соответствует этим требованиям, а кто нет. Тот, кто не причащался год, сам понимает, что не может голосовать на собрании.
Прихожане разные, кто-то может пожертвовать солидную сумму, есть более скромные люди, но они также оказывают посильную помощь приходу.
– Каковы Ваши прогнозы на распространение Православия в Америке? Это популярно, или же идет спад религиозности? Готовы ли американцы принимать Христа через Православное христианство?
– В больших городах Православие распространяется активно. Я знаю, что вот сейчас, на момент нашего интервью, в Вашингтоне крестилось 7 человек. Есть другие приходы, где часто крестятся взрослые. У меня за последние 2 года крестилось 3 взрослых человека.
Мы, конечно, не стоим на улицах и не проповедуем. Но наши церкви открыты, о нас все знают. Те, кто ищут, обязательно нас находят. С интересующимися мы частенько беседуем на тему веры. Если человек говорит в итоге, что ему неинтересно Православие, мы отвечаем: «Хорошо. Бог с вами, но наша дверь для вас всегда открыта».
Правда, иногда у американцев бывают довольно странные страхи. Например, они думают, что наши церкви только для русских. Но когда они слышат, что мы служим на английском языке, им становится интересно, они заходят, кто-то остается. Богослужение на английском языке открывает дверь в Православие американцам.
В данный момент я общаюсь с 5 мужчинами, которым интересна наша вера. Мы часто встречаемся, беседуем.
– Что бы Вы напоследок сказали нашим читателям в России?
– Помолитесь за нас. Жизнь для православного человека везде непроста. И да, здесь, в Америке, тоже. На нас влияет американская культура, и не скажу, что положительно. Прошу, молитесь, чтобы мы сохраняли чистоту нашей веры. Жизнь здесь трудна. В духовном плане. Один человек из России мне сказал, что в Америке легко жить, а в России легче спасти душу. Этот человек стал священником. Я думаю, что он прав. Здесь, в Америке, все что хочешь. Жизнь, по светским меркам, очень хорошая. Но не в духовном смысле. Помолитесь за нас.
