Вслед за большим праздником Петровым днём, отмечавшимся на прошлой неделе, для русского человека наступали законные разговины после Апостольского поста. Вот только расслабиться и разгуляться в страдную пору крестьянину было некогда, так как после сего праздника на среднерусских просторах забот было невпроворот – наступало тяжёлое время жатвы и сенокоса. Об этом очередной рассказ из рубрики «Народный календарь».
Для наших предков, живших по Юлианскому календарю, макушка лета начиналась в минувшее воскресенье – 14 июля по новому стилю, то есть, как говорили на Руси, «с летних Кузьминок» – дня святых бессребреников Космы и Дамиана.
Месяц-прибериха
Кстати, «июлем» второй летний месяц назван древними римлянами как раз в честь императора Юлия Цезаря, реформатора того самого календаря, по которому жили наши прадеды. А у нас сия пора прежде всего звалась «сенозарником», поскольку, как уже было сказано, в эти дни крестьяне с первой зарей заготавливали сено. «Грозником» июль величали из-за обилия гроз, «маковцем» – потому что нынче макушка лета, а «страдником» – поскольку на дворе стоял разгар страды.
Слово «страда» происходит от древнерусского «страдати», что означает «стараться» и «добиваться». В пору тяжёлых работ – сенокоса и жатвы – крестьяне действительно в буквальном смысле слова страдали за урожай, и для этого времени свойственно колоссальное напряжение моральных и физических сил всех селян без исключения. Работа находилась для детей, стариков и даже для болящих. Оттого июль величали ещё одним характерным именем – «месяц-прибериха», о чём разъясняют русские пословицы:
«Придёт месяц-прибериха, всё приберёт!»
«В июле на дворе пусто, да на поле густо!»
«Не топор мужика кормит, а июльская работа!»
«Сбил сенозорник-июль у мужика спесь, некогда на полати лезть!»
«Плясала бы баба, да макушка лета настала!»
«Всем лето пригожо, да макушке тяжело!»
«Макушка лета устали не знает!»
«В июле хоть разденься, а все легче не будет!»
«Знать, мужик — доможил, что на сенозорник не спит!»
А июль-то бывает разный. В иной благодатный год в поле и впрямь «густо», и брюхо с голоду мужика не подводит. А бывает и лихолетье, когда вокруг «неприбериха», когда «колос от колосу — не слыхать человечьего голосу», и тогда июль не от дождей прозывается грозник, а от грозной беды неминучей для всех тех, кто кормится щедротами земли-матушки.
Худая доля русской коровы
Но самое страшное, сколько бы не косил травы русский крестьянин в Нечерноземье, как бы не напрягалась вся его семья на ранних покосах, а всё равно сена скотине зимой никогда не хватало. В силу скудной почвы и короткого лета в зоне рискованного земледелия наши предки держали животину в основном для удобрения полей. Хотя и эту задачу трудолюбивому пахарю решать сполна никогда не удавалось, поскольку добрый навоз мог быть только от щедрого и доброго корма.
А откуда ему взяться, если при трёхпольной системе вся лучшая земля в округе занималась под пашню? По старинному обиходу, один клин выделялся под озимые, второй – под яровые, а третий «отдыхал» под паром. А животинка, ох, как любит сочное да богатое разнотравье в заливных поймах рек, но такую награду Бог давал далеко не повсюду. Вот и гоняли тощую среднерусскую коровку в начале лета на сенокосные луга да на паровой клин, пока его не покрывали навозом в середине июня, а остальное время до осени пасли её на дальних поскотинах – огороженных забором пастбищах в обход покосов и пашни. В основном это были лесные участки со скудным разнотравьем.
В таких условиях редко, когда удавалось восполнить недостаток зимнего питания немощной рогатой животинки. А ведь больше полугода ей приходилось жить в стойле, питаясь скудными порциями грубой сухой соломы. Почему же у нас всегда не хватало сена?
Сколько не коси, а скотине мало
Короткое русское лето в средней полосе позволяло хлеборобу тратить на земледельческую страду с учётом воскресных выходных всего лишь 130 суток в год. Поскольку из них три с лишним месяца, то есть 100 дней, он гнул спину на пашне, то на сенокос ему оставалось всего 30 суток – как раз весь июль-сенозарник. А чтобы зимой прокормить лошадёнку крестьянину требовалось 160 пудов сена (1 пуд – 16,38 кг), коровку – около 108 пудов, овечку – 54 пуда. Итого получалось 322 пуда. Но за 30 указанных суток одна семья крайне напряжённым трудом едва успевала накосить 300 пудов сена, которых не хватало даже ни на одну лошадь, ни на одну корову и ни на одну овцу. Но в любом случае такое худое поголовье сводилось к верной гибели крестьянского хозяйства.
В собственности обычного посельского семейства на нечерноземных широтах числился средний надел площадью 6 – 7 десятин пашни (1 десятина – по-нашему 1 гектар). Из этого надела 2 – 2,3 десятины отводилось под паровой клин, который для пущего плодородия, как уже было сказано, удобрялся навозом. Чтобы ежегодно им крыть одну десятину пара, требовалось, как минимум, 6 голов крупной рогатой животины, а значит для одного крестьянского надела (2 гектара) скотины нужно было в два раза больше – 12 голов. А прокормить столько буренок в холодную пору нашему бедному пахарю было не по силам. Ведь одной семье для этого надо было накосить аж 1244 пуда сена, вместо реальных 300.
Вот и приходилось бедному хлеборобу круглый год молиться, чтобы скотина не издохла. Сена хватало ненадолго, поэтому кормили её в основном сухой яровой соломой с поля, охвостьем да мякиной, то есть отходами от молотьбы хлеба. А в лютую бескормицу крестьяне даже частично снимали с крыши жилищ ржаную солому, которую давали рогатой животине. Так что несмотря на тяжкий крестьянский труд в страду, русская бурёнка извечно страдала от истощения, изнемогала от хвори и падала.
Коси, коса, пока роса
Тем не менее, несмотря на такую худую долю, русский крестьянин ежегодно встречал месяц-сенозарник с косой в руках и выкашивал в отведённое Богом время, как можно больше сена, отдавая всего себя без остатка тяжёлой работе.
На косьбу ходили всем семейством, забирая с собой младенцев. Начинали это важное дело «со светом, по росе», то бишь спозаранку:
«Чем росистее трава, тем легче косить!»
«Коси, коса, пока роса, роса долой, и мы домой»
На дальних лугах устраивали стан в тени деревьев, вблизи ручья или речки. Сооружали шалашики и живали там всем семейством до конца сенокоса. Во время работы пели песни, вечерами отдыхали на посиделках и круглыми сутками молились Богу о лучшей крестьянской доле.
