Источник: Православие.фм
Патриарх Кирилл назвал постмодерн эпохой, приближающей человечество к трагическому концу. Отсутствие смысла, абсурдизм, потребительство, ирония, переходящая в бесконечные насмешки, поверхностность и полное разрушение нравственных ориентиров, увы, стали символами нашего времени. Есть ли сегодня у человечества надежда на духовный подъем, или час его кончины близок как никогда? О христианстве и новой эпохе метамодернизма в нашей статье.
Новый мир построить
Латиноамериканский писатель Умберто Эко считал свой век ответом эпохе Нового времени. В реальности мы можем видеть, что ницшеанский отказ от Бога, поднятый на знамена прогрессистами и революционерами по всему миру, привел к жесточайшим потрясениям и кризису идей модерна. Модернисты верили в научный прогресс и человеческий разум. Они усиленно вытесняли Бога из жизни общества. В России коммунисты устроили революцию и попытались «новый мир построить». В Германии национал-социалисты провозгласили доминирующей ницшеанскую идею сверхчеловека.
Религия постепенно принимала в глазах «просвещенного» общества роль рудимента, ненужного и даже вредного. Человек отныне получал «право решать» и вырабатывать собственные вероучения – идеологии. Узкие, ограниченные по своей природе, идеологии захватывали умы людей, призвали их отказываться от религиозных убеждений и норм морали. Бог отчетливо показывает, как человечество «смогло» жить без Него: Россия столкнулась с Первой мировой войной, революцией, Гражданской войной, красным террором, голодом и разрухой, сталинскими лагерями и последовавшей за ними Великой Отечественной.
Философия постмодерна
После 1945-го человечество, напуганное ужасами войн, попыталось переосмыслить себя в мире. Но народилось уже не одно поколение безбожников или тех, для кого религия была скорее «родительской традицией». Многие носители старого патриархального уклада (в советской России, например) физически были уничтожены. Война мира «пусть всегда будет солнце» породила пацифистски ориентированное общество при его сильном желании защитить себя от возможных потрясений. В то же время возвращаться к Богу послевоенные государства не желали.
Начиналась эра постмодерна, безбожие проникало на генетический уровень человека, и для некоторых носителей перешло на уровень архетипов. В 70-х годах XX века в СССР, например, шла активная урбанизация. Уничтожалась колыбель русского народа – деревня. Вместе с переездом в город и смертью старых жителей гибли остатки многовекового уклада. Именно в тот период снаряжаются экспедиции этнографов, исследуются последние носители русской традиции.
Высшее образование, карьера, хорошая квартира, автомобиль, санаторий два раза в год, 6 соток – вот он, земной рай советского материалиста. Чем житель СССР с подобными ценностными установками отличался от рядового американца? Наверное, только размерами аппетитов, умышленно ужатых вороватой номенклатурой.
Для США последней трети XX века характерен взрыв культа потребления. Пресыщение становится на Западе новой религией. В СССР в это же время зреет молчаливая зависть. Стоит рухнуть железному занавесу – и Запад, как неудержимая масса воды через прорванную плотину, хлынул в Россию.
Нужно понимать, что мир постмодерна по своим установкам прямо не боролся с Богом, как это делали предшественники-марксисты. Для Творца в сознании закостенелого постмодерниста места уже не было предусмотрено.
Безумный эклектизм, смешение форм (например, православные сталинисты) – характерный признак постмодерна.
Сознание человека эпохи забивалось массой клише, рекламой, пропагандой. Понятие святыни преломилось, и на его место пришла безграничная ирония, на все имеющая свое мнение. Абсурд становился обычным делом. Вчитываясь в эти строки общих определений, христианин, несомненно, найдет тысячи подтверждений в жизни вокруг себя и ужаснется. Не от того ли в постсоветсткой России и до недавнего времени эсхатологические настроения были предельно сильны? Происходящее с миром саморазрушение, зачастую без войн, не могло не пугать.
Военные конфликты нашего времени благодаря доступности новостной и аналитической информации ярко подтверждают аксиому: грех неизбежно приводит государства и народы к потрясениям.
Священник Серафим (Роуз) в статье «О ненормальности современной жизни и двух ложных подходах к жизни духовной» (написанной им как раз на заре постмодерна) писал:
«Жизнь становится постоянным поиском «развлечений»… Жизнь – это непрестанный поиск «развлечений», которые настолько лишены всякого серьезного значения, что посетитель из любой другой страны XIX века, глядя на наши популярные телепрограммы, парки аттракционов, рекламу, кинофильмы, музыку – почти на любой аспект нашей современной культуры, – подумал бы, что он попал в страну каких-то безумцев, потерявших всякое соприкосновение с повседневной реальностью».
Суточный, недельный, годовой круг развлечений стал центром жизни человека. Работать, чтобы развлекаться. Невольно вспоминается Остров дураков из «Незнайки на Луне», где коротышки от бесконечных развлечений превращались в овец…
Метамодернизм
Постмодернист безнадежно устал. Он перестал слышать Бога, себя и потерял ценностные ориентиры. В нескончаемом потоке событий и мнений притупляются самые базовые нравственные понятия. Люди перестают отличать хорошее от плохого, духовное от греховного. На Западе один из современных трендов литературы, например, – поиск утраченной связи человека с Богом. Постхристиане при сохранении католических и протестантских институтов утратили Традицию, навык богообщения. Запад начал искать Бога.
На рубеже тысячелетий философы и культурологи вывели понятие эпохи наступающей – метамодернизм. Нужно сразу сказать, что в отечественной трактовке новый период (по крайней мере, в искусстве) несколько отличается от западной. Российские теоретики говорят фактически о поиске Бога и отмечают, что опираются на школу русской философской мысли.
Приставку «мета» объяснят как соприкосновение Бога с человеком.
Религия у метамодернистов называется последней ступенью перед Вечностью, а искусство призвано исполнять сакральную природу установления возвышенной связи. Мы видим полную противоположность постмодернистской бессмыслице, культивации порока, отказу от Бога противопоставляется поиск и соединение с Ним.
Русский метамодернизм расширяет горизонт личности, устремляет его к недостижимой Вечности. В какой-то степени это и секуляризованное христианство, и в то же время очеловеченная форма, «мета», вновь готовые к принятию Христа.
В чем принципиальный кризис личности постмодерниста? Нет выхода.
Потому что к незыблемым ценностям принято относиться с иронией и скепсисом, соответственно, все действия человека созвучны данной установке. Удовлетворение плоти, главенство материального мертвят душу. Человек перестает понимать, зачем он живет. Но и вырваться за пределы своего бездуховного загона ему тяжело, ведь общество и СМИ прямо и косвенно, через пропаганду или декорации событий, транслирует человеку «нужную» модель жизни. Кризис наступает от того, что душа-христианка конфликтует с зомбированным грехом разумом. Наступает разрушение личности. Цинизм и отчуждение постмодернизма дошли до точки, и маятник предела человеческого терпения качнулся в противоположную сторону. В обществе просыпается потребность в вечных истинах.
Постмодерн, однако, не сдается и сдаваться не собирается. Скорее, появляется критическая масса людей, для которых сложившаяся система общественных установок неприемлема. Христианин в подобном состоянии, правда, находится на протяжении всей истории Церкви. Другое дело, что времена могут быть абсолютно разными по степени напряженности.
За подъемом и расцветом, как правило, следует закат и беззаботный сон, предшествующий катастрофе. Но мы видим, что в России и в мире возникло и развивается серьезное движение дауншифтеров (не обошедшее стороной православных христиан). Люди срываются с «насиженных» комфортных мест и переезжают в деревню, создают общины единомышленников, стремятся в жизни к гармонии и минимализму. Очевидно, что на подобный шаг человека толкает тупик постмодерна, безвыходный темный лабиринт, из которого невозможно выбраться.
Христиане всегда имели как минимум желание уединенной аскетичной жизни, на лоне природы с возможностью мерной молитвы и труда. Отшельничество – максима христианского дауншифтинга. Мир не изменится, но человек способен изменить себя и свою жизнь. «Стяжи дух мирен» – формула духовного аристократизма, когда человеку предлагается не разменивать свою внутреннюю Вечность на суетное, а искать подлинных плодов Жизни. И есть ощущение, что нарождающийся метамодерн подводит человека к этому.
Новая эпоха пытается соотнести вечные ценности – Бога, христианскую нравственность – с существующей реальностью. Метамодернизм предлагает постоянно ускользающую цель запредельного как ориентир по жизни. Иными словами, это недосягаемое Царство Небесное, к которому человек призван двигаться на протяжении всей земной жизни.
Безусловно, метамодернисты лишь создатели сущностей, измышлений человеческих. Бог давно показал мiру Истину и Смысл. Но посмотрите, насколько диаметрально противоположна позиция метамодернистов по отношению к своим предшественникам, провозгласившим абсурд и иронию, а вслед за ними отказ от привычных ценностей и саморазрушение, негласной идеей человечества.
Человек XXI века вновь ищет Бога. Лицемерие постмодерниста, убеждающего всех и вся, что ему не нужен Бог, сменяется временем новой искренности, когда человек говорит: я не могу без Бога. Он нужен мне как воздух. И эта мысль – воодушевляет.
Метамодернизм (англ. Metamodernism) — понятие, отражающее изменения и состояние культуры с начала 1990-х годов до настоящего времени и пришедшее на смену понятию постмодернизм. Термин ввели в 2010 году голландские ученые и философы Тимотеус Вермюлен и Робин ван ден Аккер в своем эссе «Заметки о метамодернизме», которое впоследствии было опубликовано на сайте основанного ими одноименного проекта. В качестве синонима используют термин постпостмодернизм.