Смертный приговор царственным страстотерпцам был вынесен задолго до 1918 года, и даже задолго до Октябрьской революции. Его вынесло русское общество. Так называемая великая революция случилась тоже не в 17-м, а гораздо раньше. Это была революция русского духа – когда православное мировоззрение интеллигенции и элиты подменилось нигилизмом, атеизмом, русофобией…
Источник: газета “Вера молодых”
Без царя в голове и без Бога в душе
Событие, после которого Россия уже не была прежней – теракт против Александра II. До этого никто помыслить себе не мог, что царя можно убить. Ведь царь – это помазанник Божий. А Россия – страна, хранимая Богом, преемница христоцентричной Византии, где Царь Небесный и земной – основа всего и стержень, вокруг которых строится жизнь. Убить в себе Бога значило перестать быть русским, убить царя – покончить с Россией. В таких духовных координатах жила Святая Русь с X века. И вдруг бомба!
Это дело историков – понять, когда на покрытую Покровом Божией Матери землю пришли европейские ценности, обнуляющие ценности русские. Но факт: уже в XIX столетии что-то в нашем человеке сломалось. Весь Золотой век пытался понять, почему вдруг мы потеряли Бога и к чему это приведет.
Николай II под арестом в Царском Селе, 1917 г.
Ладно, элита заразилась воздухом якобы свободной Франции. Но вопрос, который мучает ученых и священнослужителей – что случилось с простым народом?
Если до XIX века для крестьянина принять Святого Причастия было важнее, чем поесть, то к началу ХХ столетия многие к Чаше подходили максимум раз в год, и то по традиции.
Вот как описывает духовное обнищание поколения преподобный Варсонофий Оптинский в июле 1912 года:
«Ныне иконы сохранились далеко не у всех. …Многие души огрубели: и очами не видят, и ушами не слышат. Есть слепота и глухота телесная – трудно переносить их, но духовная глухота и слепота гораздо ужаснее. Да избавит нас от этого Господь».
В итоге в России, где издревле сложилось понимание Троицы не только как Отца, Сына и Святого Духа, но и как почитание трех батюшек – отца, священника и царя, в этой благоговеющей перед отцами России вдруг перестали сначала уважать родителей, потом – и это особенно подчеркнуто в русской литературе – настоятелей приходов и, наконец, царь стал восприниматься уже не помазанником Божиим, а в лучшем случае – владельцем земель русских, в худшем – просто пережитком прошлого.
В народе ослабла вера в Бога, а значит, и божественного смысла в царстве земном никто уже не видел.
Но самое страшное, что веры не было не только у элиты и большинства простых людей (горожан преимущественно), не верили в Бога даже семинаристы – проводники народа-богоносца. «Революция вышла из семинарии» – эта уже крылатая фраза абсолютно подтверждается воспоминаниями и документами добольшевистской России. Митрополит Вениамин (Федченков), окончивший Московскую Духовную академию, писал:
«У нас, семинаристов, укоренилось убеждение, что если кто умный, тот неверующий… Мы, в сущности, были больше католическими семинаристами, а не православными».
В семинариях раздавались выстрелы, в том числе по преподавателям, разжигались антирелигиозные и оппозиционные митинги. Да что говорить, если большое количество советской элиты – это выходцы духовных школ! Враг человеческий трудился там, где его меньше всего ждали.
В такой атмосфере для окончательного уничтожения православной России нужна была лишь спичка. И когда стало ясно, что даже в такой обстановке хранимая Богом империя набирает обороты и вот-вот выбьется в лидеры по темпам экономического развития – этой спичкой не преминули чиркнуть. В России главное – душа, говорите, – по ней мы и ударим!
Против царя и его семьи, против Церкви и против всех устоев России началась информационная война. Да, это не изобретение XXI века: технологии борьбы словом со Словом в православной державе использовали еще в эпоху Ивана Грозного, потом «отточили» во время Крымской войны, когда журналисты прямо писали то, чего и в помине не было, а уж в Первую мировую – разгулялись по полной. Особенно, когда стало ясно, что Россия вот-вот войну выиграет и неровен час – превратится в супердержаву быстрее, чем от нее это ожидали. Вот только раны подлечит.
Самое трагичное, что в ХХ веке информационные минеры гуляли по территории самой России:
Манифест о свободе слова, провозглашенный в 1905 году, развязал им руки. И конечно, по кому первому был нанесен удар, так это по царю-батюшке.
Русофобская и антицерковная обработка была такой силы, что мы все ещё живём этими мифами.
Царь – слабый, жена – изменница, работает на немцев, всем правит Распутин, с ним же Александра Федоровна изменяет царю, а еще Гришка живет с ближайшей подругой императрицы Анной Вырубовой, которая одновременно еще и любовница царя. Это все сегодня кажется невозможным, каким-то кошмарным сном, но именно так писали западные и российские газеты, именно в это манипуляторы заставили поверить сначала русскую элиту (которым даже образование не помогло, чтобы отделить мух от котлет), а потом и простой народ.
Скажу сразу, тем, кто и сегодня не может перебороть свои антиромановские иллюзии. Ни одно обвинение журналистов не подтвердилось. Хотя доказательства искала с пристрастием целая следственная комиссия, учрежденная после Февральской революции.
Но только ли для того, чтобы ослабить Россию, Царская Семья подверглась информационному расстрелу? Была еще одна причина.
Николай II вёл чересчур праведный образ жизни, не свойственный монархам и членам императорских фамилий. И этого ему не простили.
Последний Романов был глубоко верующим человеком, не изменял жене, не заводил гарема из придворных дам (кстати, Вырубова и вовсе оказалась невинной), души не чаял в жене и своих детях. Александра Федоровна, в свою очередь, обожала Россию, как только может мать любить ребенка. А дети венценосной пары – мечта любых родителей. Никто никогда не видел в них проявления царского характера. Ни капризов, ни надменности. Первая мировая показала, насколько Романовы были преданны своей стране. Царица с детьми сутками(!) работала в госпиталях, лично(!) перевязывая раненых, в свободное же время заботилась об устройстве госпиталей по всему фронту, помогала собирать средства для раненых и семей погибших.
Настанет время, когда про безупречную семейную жизнь последнего русского царя будут снимать кино, потому что рано или поздно мы соскучимся по чистоте.
Но всё же святыми Николай II и его Семья стали не за то, как они жили, а за то, как умирали.
Подвал дома Ипатьева в Екатеринбурге, где была расстреляна царская семья.
«Я буду жертвой»
С самого своего ареста в марте 17-го года Николай II знал – он и его семья обречены. Не случайно, судя по дневникам, он не очень-то верит, что их отпустят в Англию или куда-либо еще – хоть в Восточную Сибирь, где они бы спокойно доживали свои века. Откуда была такая уверенность в не-спасении? Во-первых, царь видел, что происходит с Россией, и понимал – уничтожить пытаются не столько государство, сколько сам богоносный народ, а царь – знамя этого народа, по нему и будет первый выстрел по правилам всякого боя. Во-вторых, слишком много пророчеств о скорой гибели империи и императора было озвучено в XIX веке православными святыми. Оптинские старцы, Серафим Саровский… Да и во времена правления Николая II неутешительные предупреждения слетались из всех духовных центров страны.
Самое известное, пожалуй, было произнесено старцем Варнавой Гефсиманским лично императору, когда тот приехал в скит. Это был 1905 год (какой все же знаковый, переломный год!). Они говорили как святой со святым. Как доктор с доктором об умирающем пациенте – России. И старец напомнил государю слова Серафима Саровского о том, что царь, прославивший его в лике святых (а прославление чудотворца произошло по инициативе Николая II), будет также прославлен. Закрывшиеся от чужих глаз собеседники Гефсиманского скита понимали – не за поступки Бог сделает последнего русского монарха одним из своих светильников. Поэтому Варнава благословил Романова на принятие мученической смерти.
Любимый батюшка венценосной семьи и вообще россиян отец Иоанн Кронштадтский в том же 1905 году окончательно подготовил действующего императора к скорбям, написав:
«Царь у нас праведный и благочестивой жизни – Богом послан ему тяжелый крест страданий, как Своему избраннику и любимому чаду».
С трудом верится, что царь не вспомнил все эти пророчества, когда его вынудили отречься от престола, или потом, когда он, приехав в Царское Село, оказался униженным: сначала ему не отдали честь офицеры, потом охрана разыграла комедию, требуя предъявить документы… Дальше больше – начались обыски, царю ограничили время встреч со своей семьей, на прогулках солдаты и офицеры при нем плевали на пол и демонстративно заваливались пьяными на скамейки, даже цесаревича не щадили – однажды отобрали игрушечную винтовку, доведя ребенка до горьких слез.
После таких испытаний могла быть только смерть. И, зная это, Романов безропотно их принимал.
Николай разбивал рядом с дворцом, превращенным в тюрьму, сады, рубил деревья, играл в теннис, много читал, учил сына истории и ставил вместе с детьми спектакли… Сохраняя бодрость духа, он не злил палачей, как тем казалось, а доказывал свою преданность Божьей Воле.
«Быть может, необходима искупительная жертва для спасения России: я буду этой жертвой – да свершится воля Божия!» – напишет он в своем дневнике по прибытии на свою Голгофу – в екатеринбургский дом Ипатьева.
Николай II с дочерьми Ольгой, Анастасией и Татьяной (Тобольск, зима 1917 года)
А что же царица и дети? Как показывают те же дневники и воспоминания приближенных к Семье, они не менее смиренно несли свои терновые венки. Помогали им в этом Библия, акафисты и книги святых отцов, которые Романовы читали ежедневно. Дочь Татьяна, в свою очередь, подчеркивала те строчки, которые особенно трогали ее в те дни. И это были строки человека, который все понимал: «Верующие в Господа Иисуса Христа шли на смерть, как на праздник, становясь перед неизбежной смертью, сохраняли то же самое дивное спокойствие духа, которое не оставляло их ни на минуту. Они шли спокойно навстречу смерти потому, что надеялись вступить в иную, духовную жизнь, открывающуюся для человека за гробом».
Да и Алексей своим маленьким, но святым сердцем чувствовал, как сгущаются тучи.
“Если будут убивать, то чтобы не долго мучили”, – фраза из дневника цесаревича.
Итак, они были обречены. И знали об этом. Но никто из них не дрогнул. За два дня до расстрела Промысел подарил Романовым возможность помолиться о своем упокоении, когда пришедший к ним на службу диакон вдруг неожиданно для себя отступил от чина и запел «Со святыми упокой». Стоявший рядом священник поддержал его, хотя точно знал – это ошибка. Что двигало батюшкой – он и сам потом объяснить не смог. Зато кто не требовал объяснений – так это узники Ипатьевского дома: услышав эти страшные строчки, они не смутились, а все вместе разом встали на колени.
Нет сомнения – в этот момент Венценосная семья была уже не в этом мире.
И те же священнослужители это почувствовали. Вот, что один из них, отец Иоанн Сторожев, позднее рассказывал на допросе:
«…вдруг диакон сказал мне: «Знаете, отец протоиерей, – у них там чего-то случилось». Так как в этих словах отца диакона было некоторое подтверждение вынесенного и мной впечатления, то я даже остановился и спросил, почему он так думает. «Да так. Они все какие-то другие точно. Да и не поет никто».
Духовного взора и более близкого знакомства с Романовыми не хватило служителям, чтобы понять – другими Царь и члены его семьи были всегда, а тогда в доме Ипатьева за их спинами уже стояли святые.
Источник: газета “Вера молодых”
