О Цое и Духе Святом

Источник: Православный блог

Я родился за четыре месяца до гибели Цоя и стал его слушать, а точнее – вслушиваться в его стихи, всего лишь 3-4 года назад. Будучи православным, я восхитился теми смыслами, которыми пронизана почти каждая песня на трёх последних альбомов группы «Кино», не считая альбом из девяти перезаписанных версий уже вышедших песен и легендарной «Хочу перемен!» – «Последний герой»: «Группа крови» (1988г.), «Звезда по имени Солнце» (1989г.) и «Кино», так называемый «Чёрный альбом» (1990г.). Итак, о смысле песен Цоя.

Рассуждать о смыслах стихов – дело не благодарное, тем более, когда «над каждой строчкой можно думать годами… и написать по ней целое исследование». 

Лекция Марины Андреевны Журинской «О Цое и жизни».

Я же пробегусь галопом по Европам, чтобы показать, что Виктор Цой был глубоким поэтом, через которого, как через и других поэтов и писателей, действовал Святой Дух.

Действие Святого Духа

Тут многие воскликнут: «Но как? Цой же не был крещён, а некрещённые лишены благодати Святого Духа!». Да, музыкант не был крещён и даже в церковь не ходил – об этом свидетельствуют его родные и близкие. Но как тогда быть со всеми ветхозаветными пророками, которые тоже не были крещены, и во время которых даже Церкви не было? Ведь и псалмы Давида, и книга Исайи, названная отцами Церкви за точность пророчеств «ветхозаветным Евангелием» писались при воздействии Святого Духа.

Когда мы на основании формальной непринадлежности человека к Церкви лишаем его возможности быть проводником христианской мудрости, мы забываем, что Дух дышит, где Он хочет (Ин.3:8), и что Иов, не будучи ни иудеем, ни тем паче христианином, был назван Богом Своим рабом (см.: Иов.2:3), мы становимся похожими на фарисея, который судил о мытаре по его видимым, внешним делам (см.: Лк.18:10-14). Кроме того, из всех Своих творений Господь только человеку даровал возможность творить, которой пользуется любой писатель, композитор, архитектор, художник независимо от его исповедания.

Но вместе с этой творческой энергией человеку дана свобода в проявлении этой творческой возможности, именно поэтому часто появляются непотребные произведения искусства. И хотя в спорах о таких творениях от людей церковных можно услышать, что они являются делом рук дьявола, это далеко не так. Князь мира сего – всего лишь ангел и не наделён возможностью творить. Он может только обольщать и искушать человека, чтобы он творил противное Богу. Человек же, какой бы религии он ни был, волен творить и создавать всё, что угодно, подчас не понимая, чью волю он вершит.

«Песня без слов»

Однако, вернёмся к творчеству Виктора Цоя и начнём, пожалуй, с «Песни без слов», которая, как мне кажется, если не символом веры, то кратким и насыщенным философским трактатом:

Песня без слов - ночь без сна,
Все в свое время - зима и весна,
Каждой звезде - свой неба кусок,
Каждому морю - дождя глоток.
Каждому яблоку - место упасть,
Каждому вору - возможность украсть,
Каждой собаке - палку и кость,
Каждому волку - зубы и злость.

Снова за окнами белый день,
День вызывает меня на бой.
Я чувствую, закрывая глаза, -
Весь мир идет на меня войной.

Если есть стадо - есть пастух,
Если есть тело - должен быть дух,
Если есть шаг - должен быть след,
Если есть тьма - должен быть свет.
Хочешь ли ты изменить этот мир,
Сможешь ли ты принять как есть,
Встать и выйти из ряда вон,
Сесть на электрический стул или трон.

Припев

Весь первый куплет, кроме первых двух строк (о которых ниже), – это доказательство или, если угодно, констатация упорядоченности всего окружающего мира (точнее – вселенной): от космоса до яблока. Мира, в котором каждому дана возможность делать то, что ему хочется. Если у вора есть возможность украсть, то логично предположиить, что должна быть и «возможность не красть».

Первые четыре строки второго куплета можно расценить как некую доказанную теорему. Это – опять же констатация известного автору факта… Я специально не стал писать слово «пастух» с большой буквы, чтобы читатель сам мог подумать, что это за стадо и кто такой пастух. Лишь замечу, что в песне «Спокойная ночь» пасёт облака уже небесный пастух.

Простота и в то же время фундаментальность таких понятий, как «тело», «дух», «шаг», «след», «тьма» и «свет» в трёх последующих строках дают слушателю понять, что и «пастух» – это тоже многогранный и фундаментальный образ и известная всем христианам аллегория…

И вдруг после констатации совершенства окружающего мира-вселенной Цой во втором куплете возвращается к тому, с чего он начал первый. Ведь и песня без слов, и ночь без сна – это нечто ненормальное, противоречащее порядку в мире-вселенной, это тот мир-муравейник, в котором «кто-то лапку сломал – не в счёт, (…) а помрёт – так помрёт» (Из песни «Муравейник»), мир, который окружает автора и который Цой призывает изменить.

И здесь поэт, возможно, сам того не понимая, выражает ещё одну истину христианства о том, что изменить этот мир, который лежит во зле (1Ин.5:19), можно только восстав против него и выйдя из ряда вон. Но в то же время музыкант понимает, что не каждый хочет, кому-то даже «страшно что-то менять» (Из песни «Хочу перемен!»), и предлагает выбирать между путём желающих перемен – электрическим стулом, – и путём лёгким – троном.

Припев предельно ясен. Цой не любил день: вероятно, он для него – олицетворение этого мира-муравейника. Не зря в песне «Печаль» он поёт: «А вокруг благодать – ни черта не видать, а вокруг красота – не видать ни черта». Хотя если вспомнить, что в припеве всё-таки «из окна видна даль», можно предположить, что благодать и красота были из-за того, что было не видать ни одного чёрта. Каждый день вызывает музыканта на бой, идёт на него войной, он чувствует это, закрывая глаза, из чего можно заключить, что это невидимая война, невидимая брань.

«Апрель»

Совсем по-христиански звучит песня «Апрель», поражающая тончайшем чувством того, что должен чаять каждый христианин:

Над землей - мороз,
Что не тронь - все лед,
Лишь во сне моем поет капель.
А снег идет стеной,
А снег идет весь день,
А за той стеной стоит апрель.

А он придет и приведет за собой весну,
И рассеет серых туч войска.
А когда мы все посмотрим в глаза его,
На нас из глаз его посмотрит тоска.
И откроются двери домов,
Да ты садись, а то в ногах правды нет.
И когда мы все посмотрим в глаза его,
То увидим в тех глазах Солнца свет.

На теле ран не счесть,
Нелегки шаги,
Лишь в груди горит звезда.
И умрет апрель,
И родится вновь,
И придет уже навсегда.

Припев

Я не склонен утверждать, что Цой читал святых Отцов, я даже не уверен, что он брал в руки Библию (хотя в конце 80-х в Ленинградском рок-клубе было немало таких ищущих людей, как Кинчев или Гребенщиков). Но, согласитесь, такие философские стихи не напишешь, как говорится, с бухты-барахты: тут можно разглядеть целую цепь именно библейских, новозаветных аллюзий и образов, которые трудно назвать случайными…

Конечно, если человек не знакомый с христианством услышит эту песню, то найдёт в ней что-то своё, не менее глубокое – это и есть показатель того, что перед нами стихотворение, а не текст заурядного рифмоплёта – смысловая многогранность. Знали ли мы, учась в начальной школе, что пушкинский «Пророк» – это переосмысление шестой главы Книги пророка Исайи? Нет, но каждый представлял что-то своё, когда читал эти строки. Так и со стихами Цоя: многие видят в его песнях революционные призывы, кто-то – сатанизм, а кто-то – отблески Истины Православия… С вашего позволения, я не буду разбирать эту песню, поскольку обстоятельный разбор займёт слишком много времени и, наверно, достоин отдельной статьи. Впрочем, как третья песня, которой хотелось бы завершить данную статью, под названием «Легенда».

«Легенда»

В сети связок

В горле комом теснится крик.

Но настала пора,

И тут уж — кричи, не кричи…

Лишь потом

Кто-то долго не сможет забыть,

Как, шатаясь, бойцы

Об траву вытирали мечи.

И как хлопало крыльями

Черное племя ворон,

Как смеялось небо,

А потом прикусило язык.

И дрожала рука

У того, кто остался жив,

И внезапно в вечность

Вдруг превратился миг.

И горел

Погребальным костром закат,

И волками смотрели

Звезды из облаков,

Как, раскинув руки,

Лежали ушедшие в ночь,

И как спали вповалку

Живые, не видя снов…

А «жизнь» – только слово,

Есть лишь любовь и есть смерть…

Эй! А кто будет петь,

Если все будут спать?

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь стоит того, чтобы ждать…

Глубина и пронзительность этих стихов не оставляет сомнений в гении Цоя. Смешными кажутся те голоса, которые утверждают, что тексты Цою писали в ЦРУ, чтобы ускорить процесс развала СССР и т.д. Однако сейчас не о политике…

Завершая статью и подытоживая всё написанное выше, хотелось бы сказать, что нам, православным, не следует судить о творчестве какого-либо человека лишь по жанру, в котором он творит, по средствам, которыми он творит. Форма какого-либо произведения искусства не должна главенствовать над духом: и в таком, казалось бы, не имеющем ничего общего с христианством жанре музыки, как рок, может гореть огонёк Истины. Одним из таких рокеров и был Виктор Цой…