«Интерстеллар» Антона Чехова

Но я не об этом, я хочу лишний раз рассказать о своем предположении, что «Интерстеллар», помимо Нолана и физика Торна, создал …Антон Чехов. Об этом я писал давно, когда фильм только вышел на экраны. Вы удивитесь, но я убежден — Нолан в «Интерстелларе» пытался разгадать тайну «Вишневого сада» (может, только на подсознательном уровне, хотя мне кажется, что осознанно). И, если кто заметил, то в фильме есть прямые отсылки к этой пьесе. «Многоуважаемый книжный шкаф», например.

Наш прекрасный Чехов, видимо, один из немногих, кто побывал в пятимерном пространстве. В этом году состоится выход неигрового, недокументального, неформатного фильма «Чехов Интерстеллар». О том, какие  еще мысли были заложены в фильм — читайте в эссе для “Православия.фм“.

Чехов. Последнее откровение

…На сцене Театра «Ленком» завершается очередной спектакль по пьесе Чехова «Вишневый сад». Перед зрителями огромные декорации стен купленного Лопахиным дома. Только что все всплакнули над забытым Фирсом, зазвучала громкая музыка, обычно символизирующая финал, как вдруг декорации начинают падать и вдребезги разбиваться, в зале — шок. Но и это еще не последний аккорд. Где-то справа в глубине сцены вспыхивает и лопается лампочка – осколки разлетаются по сторонам. Теперь все. Конечно, у Чехова другая концовка, но в трактовке классики важно сохранять смыслы. Рухнувшие декорации – это то, что случится с имением после того, как топор отстучит по дереву.

По словам постановщика спектакля Марка Захарова,

«есть в этом замечательном произведении очень важная метафора – мы что-то теряем, когда мы переходим в новую жизнь, в новую цивилизацию.  И когда в нашем спектакле под обломками Фирс говорит: «Про меня забыли», то это не только про Фирса, это касается некоторых сторон нашей истории, нашей культуры, наших некоторых достижений и наших некоторых поражений».

Никто в начале 20 века не оспаривал прямую связь между русской историей, культурой и православной верой, это для всех было логично и не требовало проговаривания, это сегодня мы вынуждены добавлять: «Вишневый сад» еще и о том, что мы теряем свою веру. Свой  столп, свою многовековую опору, и поэтому-то всё рушится. В этом смысле Антон Павлович предсказал будущее. Вера заменится равнодушием, и наступит крах. Создатели постановки в «Ленкоме» лишь подчеркнули это: стены (усадеб? церквей?) рухнули, и живой свет заменили лампочкой Ильича.

Ввести лампочку в «Вишневый сад», кстати, придумал художник-постановщик спектакля Алексей Кондратьев.

«Это, конечно, странно, что лампочка появляется в Чехове, — объясняет замысел Кондратьев, — но для меня это то, что сломало русскую усадьбу и быт XIX века. Появление этого маленького предмета разрушило степенную спокойную жизнь того времени, не революция, не Ленин… На мой взгляд, пришла какая-то новая эпоха, после которой можно было ночью не спать, до этого все как-то было спокойнее».

Пьеса Чехова начинается как раз с того, что «входят Дуняша со свечой и Лопахин с книгой в руке».  Вряд ли это было простой пометкой драматурга — Антон Павлович всегда очень внимательно относился к деталям…  Собственно, свеча горит недолго, Дуняша тут же ее гасит, и только после этого перед зрителями разворачивается история о «Вишневом саде».  Как видите, лампочка в Чехове имеет право быть. Возможно, Кондратьеву удалось уловить один из тех полутонов, которыми писатель обожал раскрашивать свои литературные полотна. И которые мир, кажется, до сих пор не разобрал и не понял.

Вообще, не секрет, что Вишневый сад – это последнее произведение писателя.  Когда он его писал, он прекрасно понимал – на этом свете ему осталось жить недолго. На прощание Чехов попытался сказать то, о чем болела его душа больше всего. То, что он желал оставить потомкам. Эта пьеса — своего рода Откровение Чехова. И то, что за главный образа выбран именно «сад», совсем не случайно.

О саде Чехов говорит в одном из своих самых знаменитых христианских рассказов – «Студент». Великий, гениальный рассказ. Любимый самим писателем. Студент духовной академии, впавший в уныние, а значит, усомнившийся в Боге, встречает на берегу реки двух крестьянок и рассказывает им о том, как Петр трижды отрекся от Христа.  Женщины вдруг начинают сильно переживать и плакать. Это поражает студента. Для него это знак того, что вера жива. Ему стало очевидно, что события 19-вековой давности имеют отношение к настоящему. Значит, все, что происходило в душе Петра близко расплакавшейся старухе! Близко каждому!

«И радость вдруг заволновалась в его душе».

И уже в самом финале рассказа Чехов говорит бессмертные слова, которые неплохо было бы в школах учить наизусть.

«…Правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле».

Слышите, правда и красота в саду!

И этот сад, предрекает Чехов, вскоре будет вырублен.  Больше не останется места для правды и красоты.

Из всех героев «Вишневого сада» это, пожалуй, больше других понимает набожная Варя. Единственная героиня, которая слово «Бог» произносит не в качестве междометия, она в отличие от прочих героев пьесы – помещиков, интеллигентов, студентов – действительно в Бога верит. Она верит, что Он поможет избежать беды. На Бога у Чехова также искренно надеется еще пьяница Пищик: «Бог поможет вам… Ничего…Всему на этом свете бывает конец», —  говорит он напоследок Раневской.

Правда, есть в случае с Варей одно «но».  На него мое внимание обратила прекрасная актриса Олеся Железняк, которая исполняет роль Вари в «Ленкоме».  «Я до сих пор думаю, что не до конца понимаю ее, — делится артистка, — я даже к Марку Анатольевичу Захарову подходила с этим. Говорю: какая-то она у нас скучная, грустная, даже противная. А я сама верующая, хожу в церковь, и знаю, что если человек стремится к вере, к Богу – то, значит, это должен быть очень радостный человек. Вообще если бы люди жили в вере и в Боге – то они были бы очень радостные и счастливые!  И вот думаю всё, почему Чехов Варю сделал такой? Может, она не совсем в вере?».

Олеся Железняк в роли Вари

Наша версия о том, что Антона Павловича сильно беспокоит состояние веры в обществе и скорое ее оскудение, отчасти объясняет, почему Варя такая грустная. Радоваться, и правда, нечему.

Сам Чехов тоже этому не радовался. Он был патриотом. В этом сомневаться не приходится.  Взять хоты бы его поездку по России. Совершенно больной, он ведь не за впечатлениями поехал, его задача была описать, что происходит в стране, осмыслить ее проблемы, провести перепись населения на Сахалине, сделать все возможное, чтобы жизнь этих людей улучшить.  Это уникальный случай в мировой литературе. И он полностью снимает все вопросы о патриотизме писателя.

К тому же, как однажды заметил мне известный сценарист Александр Адабашьян, «в обществе конца XIX и начала XX века вообще не возникало вопросов по поводу любви или не любви к Родине, и там не было тех, кто против, все были только за Россию, боролись друг с другом за свою точку зрения, спорили, все прекрасно понимали отрицательные качества русского народа и правительства, но никто никогда не создавал легенд о своем народе, и никто никогда не отказывался от него».

Если внимательно прочитать дневники и письма Чехова времен его путешествия, то нельзя не заметить, что именно тогда у писателя начал проявляться дар предвидения. Он даже смело пророчествует. Чехов, например, пишет: «Китайцы возьмут у нас Амур — это несомненно. Сами они не возьмут, но им отдадут его другие». Если вы внимательно смотрите новости, то не усмехнетесь над этим предположением. На Енисее писатель произнес: «Я стоял и думал: какая полная, умная и смелая жизнь осветит со временем эти берега!» И на этом спасибо!

Еще о пророчествах. Вскоре после возвращения с Сахалина Чехов предскажет и свою смерть. В любимом мною «Черном монахе». Магистр Коврин умирал от чахотки в номере гостиницы, и «кровь текла у него прямо на грудь». Кстати, интересно, у магистра были галлюцинации, Чехов тоже признался как-то, что видел привидение.

Без сомнения, Антону Павловичу было дано больше, чем обычному человеку, и в созданном им мире расставлено множество маяков, который посылают сигналы нам, уставшим морякам очередного века, у которого есть все шансы оказаться последним.

…Но вернемся к «Вишневому саду».  Религиозные мотивы этой пьесы также удалось разглядеть одному из самых знаменитых театральных художников России Станиславу Бенедиктову. Он создавал декорации к этому спектаклю в родном Российском Академическом молодежном театре. И, как водится у профессионалов, внимательно перечитывал строчку за строчкой.

«Эта пьеса – огромный пример человеческой стойкости, он писал ее смертельно больным, однако нигде в Вишневом саде нет никакого нытья, ни у одного из персонажей, это идет такая игра с этой жизнью, с обстоятельствами, все обречено, но нет уныния. Это какое-то потрясающее духовное преодоление!»

И действительно, в «Вишневом саде» мы этого не найдем. Во время съемок фильма многие режиссеры указывали на то, что я до этого в пьесе не замечал. К примеру, что Лопахин на самом деле любит… Раневскую, испытывает к ней чувства.  Она тоже любит, но по-другому и другого.

«Первый вопрос, который я задаю актерам и студентам: «зачем Раневская приезжает в Россию?» — рассказывает мне режиссер Малого театра и педагог Виталий Иванов на свой даче, где все по-чеховски цветет и пахнет. — Мне отвечают: «ну имение продавать, у нее кончились деньги, имение продала и уехала». Дальше спрашиваю: «А кто ее ждет в Европе? Есть какие-то сведения о человеке, которого она там покинула? Ведь она получала от него телеграммы. Первую она порвала, вторую прочла и спрятала в карман, а третью она носит у себя, извините, у груди. Почему?» Да потому что в третьей телеграмме негодяй, который обобрал ее, пишет, что его бросила любовница, и он такой больной несчастный сидит там у себя один.  То есть умчалась Раневская в Россию от того, что у него появилась другая женщина, а отнюдь не из-за социальных проблем. О других проблемах она даже не думает, не думает об Анне, которую оставляет здесь, не о всей семье, не о Фирсе. Всю пьесу она как женщина там, за границей. И Чехов это все прекрасно прописывает».

Трудно не согласится с прославленным режиссером, особенно после внимательного прочтения пьесы. Но разве здесь мы видим не христианскую всепрощающую любовь, доступную только русским женщинам, для которых любовь и жалость — часто одно и то же?

По мнению исполнительницы роли Раневской в театре «Ленком» Александры Захаровой, ее героиня – отнюдь не отрицательный персонаж.  «Я не знаю, что сложнее в жизни: построить фабрику, завод, или прожить жизнь достойно, просуществовать в этой жизни достойно? – размышляет актриса, —  ведь каждый человек знает про себя, где он покривил душой, где соврал, сделал что-то неправильно… Я думаю, что достойно просуществовать в этой жизни очень сложно, Раневская достойно существует, она очень цельный человек».

Странно, почему критики не сравнивают Раневскую с героиней последнего рассказа Чехова «Невеста». Ведь Раневская та же невеста, она жертвует всем ради будущего, которое ей доподлинно неизвестно. Может быть, повезет, а может быть, постигнет разочарование. Но Раневская верит в свою любовь, а больше ничего и не надо. Особенно когда верить больше не во что. Здесь Чехов, предвидящий страшные годы для России и всех раневских с лопахиными, как бы говорит им всем: любить — это все, что вам остается…

Есть еще кое-что общее у Раневской с молодой невестой из одноименного рассказа. Напомню, он заканчивает словами: «Впереди ей рисовалась жизнь новая, широкая, просторная, и эта жизнь, еще неясная, полная тайн, увлекала и манила ее. Она пошла к себе наверх укладываться, а на другой день утром простилась со своими и, живая, веселая, покинула город – как полагала, навсегда». Какая новая жизнь? Разве о земной жизни пишет Антон Павлович, чувствуя приближение смерти? Что манило ее в той, другой жизни? Что увлекало ее?  На эти вопросы отвечает Трофимов в «Вишневом саде» (какая перекличка двух последних произведений писателя!): «И что значит умрешь? Быть может, у человека сто чувств и со смертью погибают только пять, известных нам, а остальные девяносто пять остаются живы».

Чехов не боялся смерти. Она была ему любопытна.  Он еще с юных лет любил бывать на кладбищах. Приходил, гулял, думал.   Если задумать, в этом нет ничего удивительного, где как не на кладбище чувствуешь жизнь, где как не здесь понимаешь: нельзя терять время.  А ведь именно так, пожалуй, и звучит главный посыл чеховских произведений: Не теряйте время, не проживайте жизнь зря.

Благотворитель и мыслитель, Чехов жизнь зря не прожил.  Хотя был очень скромен к себе.  Отсюда его фраза – «меня будут читать лет семь, семь с половиной, а потом забудут». Об этом его рассказ «Архиерей», потрясающе красивый, и тоже по-настоящему великий, многих приведший к церкви. Но героя этого рассказа – архиерея, несмотря на то, что он делал добрые дела – очень скоро после смерти забывают. Почему же на свой счет Чехов ошибся? Где была его интуиция, его пророческий дар?  Предположу, что он просто боялся думать о славе…

Как бы не настаивали чеховеды на атеизме писателя, убедить до конца в этом его поклонников  не получается. Особенно читателей из числа православных, которые понимают, что если один раз познал Христа, то отвернуться от Него навсегда невозможно, совесть все равно будет продолжать общение с Ним.  А Чехов Христа познал, он все детство в храме провел, да и во взрослой жизни нет, нет, да в церковь заходил, обожал колокольные звоны, в Мелихово, опять же, богослужения устраивал… Пусть сомневался, это многим свойственно, но богоборцам он точно не был.

В своих произведениях он Бога открывал, воспевал, только делал это не в лоб, как многие современные писатели.  Бог у Чехова между строк.

В качестве эпилога:

Библейский стих:

«Ибо, как земля производит растения свои, и как сад произращает посеянное в нем, так Господь Бог проявит правду и славу пред всеми народами» (Исаия 61:11).

Для Чехова Вишневый сад — это место для правды и красоты, место для Проявления Бога! Но писателю раньше других было дано почувствовать, что этот сад скоро вырубят.

«Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву.

Занавес».