Что для меня самое сложное в христианстве?

Источник: Наследник

Когда мне было 15-16 лет, я стал думать о вечном. В Бога я вроде бы всегда верил, дома были Библии, иконы, хотя семья не была особо верующей.

Почему вообще христианство?

Мои 16 лет – это середина 2000-х, периодически в разных городах нашей страны гремели теракты. Я, как видно из фамилии и имени, – татарин. И я задумался – неужели мои предки могли верить во что-то, что заставляет совершать такие страшные преступления? Узнал, где у нас находится мечеть и отправился туда – задавать вопросы.

Один из руководителей мечети, по должности хазрат, выделил мне кучу времени, терпеливо выслушал, ответил на многие вопросы. В частности, сказал, что террористы – не мусульмане, а бандиты, и их ждёт геенна огненная.

Он объяснил многозначность слова «шахид» – сейчас я понимаю, что очень похоже на греческое слово «мортирий» (свидетель или в нашем переводе – мученик) и тоже может обозначать свидетеля Бога – поэтому террористы так любят именно слово «шахид» в отношении своих смертников). Также хазрат дал мне почитать книжки из разряда «Сто ответов новоначальньм». Но ислам меня в итоге так и не увлёк.

Сейчас я понимаю, в чём дело. Я родился вдали от исламских традиций, в окружении христианских храмов. Я смотрел фильмы, порождённые христианской традицией – пусть даже чаще протестантской. Читал книги русских классиков, и подспудно впитывал даже православный дух по-настоящему только когда их перечитывал уже будучи православным.

Видимо поэтому, послушав смиренного хазрата, полистав книжки, я не поверил, что Иисус Христос – всего лишь один из пророков. Ведь на меня с календаря, висевшего на стене в комнате, смотрел Иисус Христос, и я знал, что Он – воплотившийся Бог. И почему-то для меня это не было чем-то странным.

Да, здесь была и детская вера и кое-что ещё. Я с детства любил научную фантастику. Это жанр, в котором необходимо принять на веру существование некоторых моментов. Как я позднее прочитал в книге о. Андрея Кураева «Как научный атеист стал дьяконом», у него произошла такая же история. Космические корабли, бластера, гуманоидные инопланетяне в хороших образцах этого жанра – лишь декорации для того, чтоб показать главных героев в определённой ситуации.

Сначала я стал протестантом, но стал чувствовать, что в этом нет глубины. Мартин Лютер уже не казался таким уж героем, я осознал, где он ошибался. Плюс подспудно я понимал, что не вижу ничего плохого в иконах, красиво украшенных храмах, священниках в облачениях, молитвах по книжке. Во всём том, что принято ругать у многих протестантов, а особенно у новоявленных. А тут ещё попалась мне книжка всё того же Кураева «Протестантам о Православии», произошло несколько интересных встреч… и я тоже попался. Всё это было неслучайно и промыслительно.

Христианство – это о том, как Бог помогает человеку

Вот, минуло восемь месяцев в протестантизме, я пришёл в Православие, всё глубже погружаясь в различные аспекты церковной истории, догматики, литургики и параллельно понимая, что изучить ряд этих дисциплин совсем нетрудно.

Проблема в том, что Православное учение всем своим многообразием содержит нечто практическое – это учение о том, как надо жить. Или даже по-простому – учение о человеке.

Он был сотворён для того, чтоб стать богом по благодати, как говорил святой Афанасий Великий. Человек призван быть царём, священником и сотворцом!

Так удивительно слышать это в пучине множества теорий, стремящихся сделать человека богом без Бога или ещё хуже – свести его существование лишь к кратковременной бессмысленной вспышке! Но человек пал. Путь к обожению многократно усложнился, и вот уже Бог сходит к человеку, чтоб вернуть тому его царственное величие, его священство. Но есть ещё один удивительный факт – человек сотворён ещё и свободным. Да, Бог не может спасти человека, если тот сам противится, не идёт навстречу, не стряхивает с себя то, что тянет его вниз. И вот тут начинается сложное в христианстве.

Да, сложны не догматы, не богословие, не философские выкладки. Нет, самое сложное в христианстве – это учение о борьбе с грехом.

И – что самое удивительное – человек в этой борьбе не один, он может и должен взывать к помощи Божией. Есть такое знакомое слово «аскетика». Буквально обозначает искусство каменотёса. Человек вырубает сам себя из глыбы.

Грехи нужно отсекать – ведь они просто налипли, они срослись с душой, и кажется, что выдирать приходится с мясом, а чуть дашь слабину – прилепятся обратно как новенькие.

Но в отличие от языческого представления о самосовершенствовании, человеку помогает в этом Бог.

Но человек оказывается очень строптивым существом. Он сопротивляется. Грешить сладко, а заповеди – это так скучно, это надо себя ущемлять и ограничивать… Достаточно вспомнить, что обычно говорят обыватели о мнениях священнослужителей по тому или иному вопросу – средневековье, мракобесие и т.д., а затем начинают вспоминать о грехах тех же самых священнослужителей и инквизиции. Но это не выдумки священнослужителей, какие бы грешные они ни были – все мы люди. Это слова Священного Писания.

Но, например, Евангелие, в котором много слов о любви, содержит много неожиданных слов. С женщиной прелюбодействует уже тот, кто смотрит на неё с вожделением. Убивает уже тот, кто о брате говорит скверно. Что значит – отсечь руку и вырвать глаз (речь, конечно, о страстях)? Не говоря уже о прощении и даже благословении обидчиков. Как это всё исполнить? Святые отцы и толкователи пишут, что это высокая планка дана на вырост.

Сразу ничего из этого не получится. Как не получилось у иудеев, к которым с этими словами обращался Христос. Но, с Божьей помощью, надо приучаться к добру. И хотя это кажется невыполнимым в полной мере, у нас есть примеры святых, которые оказались на это способны. Они канонизированы.

Канон – по-гречески «пример», «правило». И вот перед нами живые примеры того, что человек с Божьей помощью с этим справлялся. Хотя были и падения, и сомнения. Ведь мы всего лишь люди.

Так как текст озаглавлен «что самое сложное для меня» — то каюсь, что не всегда добр и отзывчив с людьми, а уж с теми, кто не прав, порой могу говорить очень жёстко. То, что называется «сложным характером» на самом деле является глубоко засевшим сорняком, и его мне надо корчевать, а не поливать самооправданием.

Самый сложный предмет для изучения – это не сложная научно-техническая дисциплина, замысловатая философская теория или что-то ещё. Это сам человек.

И христианство заявляет, что у него есть не просто очередная версия того, что о нём сказать. Христианство заявляет, что оно единственное содержит истину о человеке и его предназначении. Человеку остаётся только эту истину о себе принять, и помолившись Богу, начать орудовать над собой молотком и стамеской, отбивая грехи и страсти в той единственной праведной ненависти, которая только и может существовать.