Источник: Православие.ru
Бисеринка за бисеринкой – пока не собралась длинная сверкающая нить из маленьких шариков. Затем другая, третья… Из этих нитей потом выкладываются не только узоры, а шьются целые иконы из бисера. Облачения, фон, нимбы… Всё, кроме лиц и ног. Так образы становятся воочию радостными и излучающими свет: бисеринки «горят» цветными каплями при любой погоде и любом освещении.
Таких икон в Успенском храме села Ахлебинино, что под Калугой, – десятки. Даже иконостас здесь не написан, а вышит. Это невозможно представить. И даже когда видишь своими глазами – долго не веришь. А когда всё же перестаешь играть в Фому, задаешь логичный вопрос: кто же это сделал? Тут-то в вашу жизнь и врываются истории, которые тоже можно вышить бисером – в книге самых невероятных женских судеб.
Валентина Гулиева
Жила, как все. Бедно. Советский и перестроечный Узбекистан не давал надежды на обеспеченную жизнь, если твоя профессия – медработник. Чтобы поднимать детей и не думать о голоде, приходилось шить на заказ. Женское дело. Обычное для тех лет. И все шло своим чередом, пока не получила Валентина Гулиева в начале 1990-х страшное письмо. Красивый почерк предупреждал: на носу конец света, хотите спастись – приходите в нашу церковь. Сегодня она уже и не помнит, почему, будучи атеисткой и подписчицей журнала «Наука и религия», решила проверить информацию в ближайшем храме у местного священника. Тот, конечно, объяснил ей сразу: никто, кроме Отца Небесного, о последнем часе не знает, и вообще нечего на секты время тратить. Голос у батюшки был громкий, внушающий доверие, да и сам он выглядел человеком образованным – это женщине понравилось. Она стала заходить в храм часто, спорить, слушать, снова спорить…
Однажды Валентина Гулиева сшила скатерть, до того красивую, что пожалела продать. Отнесла на приход. Дело было на Пасху, и вот приходит на праздничную службу, глядь – а ее рукоделие из-под Плащаницы выглядывает.
– А я тогда даже толком не знала, что такое Плащаница. Но смотрю на нее – и слезы текут. Ко мне просфорница подходит, на скатерть кивает: «Валентина, это ты делала?» «Я», – отвечаю. – «Знаешь, когда умрешь, в Царстве Небесном увидишь свою работу». У меня волосы дыбом встали. И всё.
Валентина рассказывает, и кажется, что для нее та Пасха – одно из самых важных событий. По крайней мере она так произносит это «и всё», будто уже увидела свои работы где-то не здесь.
– С тех пор я больше не шила на заказ.
Ирина Коншина
Припеваючи жила. Была всемирно известной певицей. Театры со всего света приглашали ее в свои спектакли. В родной Америке она делила первые полосы газет с президентами. Но вот однажды Эмма Мэршон (так ее звали в девичестве) познакомилась с русским помещиком и оперным певцом Николаем Коншиным. Два таланта, две звезды – одна любовь. Их обвенчали по Флоренции, в США в честь этого впервые задвинули президента на вторую полосу, на первой художник нарисовал подвенечное платье.
Казалось, им бы теперь блистать в высших европейских обществах. Но как-то Николай опоздал на концерт к английской королеве, и это самое общество его не поняло. Контракты были тотчас же разорваны, и даже в родной Москве Коншина освистали – вместе с его знаменитой красавицей Эммой.
Допелись – поняли они и поехали в поместье Коншина в Ахлебинино. Место, которое перевернет жизнь Эммы с ног на голову. Было это в конце XIX века.
Валентина Гулиева
Годы шли, вера крепла. В ее родном Самарканде в 1990-е действовало всего несколько православных храмов. И все их она обшила – от облачений священнослужителей до салфеток. А самое главное – в каждом вышитые ею иконы. Валентина до сих пор удивляется: как они у нее получались, ведь тогда она даже техникой не владела.
Мастерицей знатной Гулиева стала только в Шамордино. Приехала и за опытом, и за мудростью к матушке Евфимии. Слава о ней как о поцелованной Богом вышивальщице до самого Узбекистана гремела.
Но не сразу пустили сестры Валентину к матушке. Та очень болела, и опытом делиться сил уж не было. Хорошо, хоть Гулиева догадалась фотографии своих работ захватить – они стали пропуском к знаменитой рукодельнице.
Евфимия оказалась строгой: «Мясо ела? Тогда к Плащанице не подходи. Что у тебя там? Язва? У меня 15 лет язва – ничего страшного, потерпишь». Но технику свою наставница передала. Два раза Валентина приезжала в Шамордино, жила неделями.
Так вчерашняя медработница стала профессиональной вышивальщицей икон и облачения. И вскоре нить ее судьбы пошла на новый виток.
Ирина Коншина
Вчерашняя певица в поместье мужа из себя барыню строить не стала. Засучила рукава и давай крестьян удивлять. Если до этого они от скуки спивались, то теперь времени даже вздохнуть не было. Американка помогала мужу с делами на конном и кирпичном заводах, открыла библиотеку, общество трезвости и организовала кустарный промысел народных вышивок. 700 женщин из 69 сел по рисункам самой Коншиной создавали настоящие шедевры: от Парижа до Нью-Йорка получить их считалось большой удачей.
Мало кто знал, что к такой бурной деятельности барыню подвигло горе – умер первенец. Спасаясь от депрессии, протестантка Эмма заглянула в храм и стала православной Ириной.
Новую веру она поняла правильно: только труд и смирение помогут обрести настоящую радость.
В постах и молитвах она проводит месяцы. Объезжает монастыри, помогает великой княгине Елизавете Федоровне строить храмы, организовывает церковные праздники, обучает крестьян и дворян из соседних усадеб богословию. И кажется, ничто теперь не может помешать ее радости. Но очередная беда была не за горами.
Валентина Гулиева
Шьет облачения, вышивает иконы… Весь Самарканд ее уже знает как большого мастера. На местных знаменитых базарах специально для нее оставляют самый красивый бисер, всегда докладывают больше, чем она купила, а иногда и просто дарят целые мешки: ради Бога – пусть даже христианского – местные торговцы не скупятся. Но вот дочь Валентины стала звать ее в Россию, в неизвестное до этого село Ахлебинино, где-то под Калугой.
– Приезжай, мама, а то умрешь – кто тебя похоронит там?
– Я, дочка, три храма обшила, везде мои иконы – похоронят уж.
Этот диалог продолжался несколько месяцев, пока дочь не нашла нужного аргумента.
– У нас тут храм строить хотят, на месте старого. Того самого, который Коншина восстанавливала – основательница вышивального промысла!
– И я поехала, – рассказывает Валентина, стоя в небольшом храме напротив вышитого ее руками иконостаса. – Провожали меня всем Самаркандом, надарили целый сундук бисера! Вот он, – и она обводит руками иконы.
– Про каждую могу целую историю рассказать. Некоторые я из Самарканда привезла. Прежде всего взяла с собой образ Спаса в терновом венце. Обратите внимание: настоящий терн! Мы с этой иконой в 2008 году первый крестный ход в Ахлебинино совершали. И получилось так, что с того времени по сегодняшнее у нас идет восхождение на Голгофу, потому что восстанавливать весь промысел и строить храм очень тяжело. Одних судов пять прошло, чтоб землю храмовую вернули приходу, а сколько было недопонимания со стороны людей!
В России я в первый раз столкнулась с неуважением и к старшим, и к вере, – здесь Валентина делает паузу, как бы раздумывая: говорить все как есть или не стоит. – Я даже хотела обратно уехать. Так тяжело было.
Ирина Коншина
Ее нить истончилась до волоска, когда мужа нашли с пулей в голове в собственном кабинете. До сих пор историки гадают, самоубийство это было или предреволюционные брожения – на дворе стоял 1915 год.
В память о муже Ирина восстановила Успенский храм в Ахлебинино, стоявший разрушенным не один век. Церковь украсили крестьянскими вышивками, кружевами, полотенцами, коврами… Многие оклады и облачения Коншина вышила лично.
А потом Ирина вышла замуж за выпускника духовной академии, который приехал в Ахлебинино учить ее детей и петь псаломщиком в церкви. Он был моложе ее на 20 лет.
Крестьяне, любившую Коншину, осуждать не стали. Да и как осуждать:
«Такой барыни на свете не сыщешь! Больно набожная была!» Эти же крестьяне после большевистской революции выгнали Ирину с семьей из дома и порушили Успенскую церковь.
Красная нить с белой распуталась тогда навсегда.
Вместе с мужем Коншина переехала в Калугу и стала учить пению детей рабочих. Говорят, в 1920-е ей предлагали эмигрировать в Америку, но оторваться от русской земли и Церкви она уже не могла – за океан отправила только сыновей.
…Каждому человеку бисера положено ровно столько, сколько по силам нести. Ирина Коншина, прожив судьбу, достойную большой книги, скончалась в 1937 году. Доподлинно известно: благодарные ученики над ее могилой пели «Реквием» Моцарта.
Валентина и Валентина
Ее несгибаемости завидует все Ахлебинино. Недавний пример: священника со всем клиросом перевели в другой храм. Остался приход без песнопения. Все загоревали. Одна Валентина побежала осваивать интернет – там-то ведь есть всё.
– Собрала женщин, и компьютер был у нас за регента: находили гласы, разучивали их, и вот уже три месяца как поем одни!
После таких историй становится понятно: в Ахлебинине именно Валентины Гулиевой и не хватало все эти годы. Это тот случай, когда человека привел Промысл ради промысла.
– Она со своими соратниками восстановила знаменитую школу Коншиной – жаль только, что мало людей, которые этим интересуются и готовы перенять, – горюет приписанный к храму калужский священник Евгений Холявко. – Нельзя же терять такие жемчужины! Их надо передавать дальше!
– Конечно, никто не хочет этим заниматься, – вторит ему Валентина, – у меня у самой спина болит и голова кружится от такой работы, а сколько терпения надо! Вот все удивляются: мы, говорят, маленькую картинку вышить не можем, а тут целый храм! И не объяснишь же, что все это только с Божией помощью делается!
– Только с молитвой и радостью к такому делу подходить надо, – делится опытом одна из мастериц, которую Валентина называет «Алексевной» и работами которой сама восхищается. – Это же благодарность Богу, красота в благодарность.
«Алексевна» – тоже Валентина (но уже Лаптева) и тоже с непростой судьбой: весь мир исколесила, в том же Узбекистане жила, прежде чем переехала в Ахлебинино. Любимому делу отдает всё свое время и всю свою пенсию. «Здесь не Ташкент, бисер просто так не подарят!» – смеется она. На этот смех ее тезка и наставница Гулиева отвечает улыбкой: мол, ничего страшного, сто лет назад одной приезжей женщине уже удалось прошить эти края бисером вышивальным и духовным. Бог даст – получится и у нас.