• Рассказ.

    Раньше, совсем недавно, сельское солнце сияло на церковные руины. Его тепло питало травку, которая покрывала  купол, своды и карнизы. А теперь в лучах весеннего светила над храмом дрожит золотом крест. Возрождаемся, однако. Блики от креста золотят майские окрестности. И не захочешь — залюбуешься, будь ты хоть атеист-разатеист. Вхожу в церковный двор, улыбаюсь.

    В тени сирени давит лавочку своими пономарскими костями Алексей Семёнович. Грустный сегодня, а на дворе-то – Светлая!

    — Христос воскресе, Семёныч!

    Он слабо улыбнулся, ответил по уставу, как положено и взял благословение. Интересуюсь, откуда к нему пришла грусть, в такие-то святые дни. Поста будто не хватило напечалиться?

    – Да… – он махнул рукой, – и жизнь прожил, а в людях так и не разобрался. Сужу вот всех по себе: раз у меня в голове всё просто, то и у других, вроде моего…

    И он поведал историю, которая убедила меня в том, что возраст и мудрость не всегда приходят к человеку одновременно. Явились значит к нему под вечер две будто бы чиновницы из района, пообещали будто бы по новому постановлению для пенсионеров уйму дешёвых лекарств. Взяли деньги. Ушли за лекарствами… Всё.

    …Тем временем к церкви потянулись первые прихожане. Цветут, улыбаются. Семёныч отправился возжигать лампады. Полагаю, что его улыбку сегодня я вряд ли увижу, хотя… зная  веру своего помощника…

    Под стрехой сторожки возятся ласточки. И сирень!.. ну до чего же пахнет сегодня! Первый год такая буйная!

    На службе Алексея Семёновича отпустило: и «воистину воскресе» он голосил громче всех, и на крестном ходе вокруг храма за его пасхальной рысью мы все еле-еле поспевали. Это вполне объяснимо. Что такое для верующего человека горькая печаль? А? Так, мелочь, дело житейское, не больше. Оно – это дело – пройдёт, как и всё на Земле, забудется и сам того не заметишь. Она и жизнь, не успела распуститься, глядишь – уже облетает.

    Кроплю народ святой водой, а преобразившегося за службой пономаря обильнее всех:

    – Христос воскресе!

    – Воистину воскресе! – торжествуют без малого три десятка голосов. Вот это бессмертное веселье – верно, что насовсем не исчезнет.  Случается, мы забываемся, грустим, безобразничаем, но только забывшимся Господь Сам о Себе напомнит, и если не теперь – Воскресной радостью, то после, когда наступит самый главный в жизни сороковой день – как-нибудь иначе.

    И он наступит, никого из нас не спросит. Поди-ка, усомнись. Ну?

    Иных  напоминание об этом пугает. Намедни вот беседовал с соседкой Петровной и в разговоре по привычке между делом помянул Божий суд — этот самый наш сороковой день. Бедная Петровна! Она даже подпрыгнула: «Типун, – говорит, – тебе на язык!» И заплевалась через плечо. Будто бы это от окончания жизни помогает. Вот. А Семёнычу перед службой о Божьем суде намекнул, так он вмиг утешился, былая туга  сразу  отпустила, как будто бы и не крали у него. Обрадовался, успокоился, всю литургию пропраздновал.

    И едва успел погасить лампады, тут же поскакал за сиренью: «Не для нас – бессмертных – что ли Господь её создал? Иной год закружишься, а она тем временем раз – и облетела, попробуй, верни ты её».

    Ох, и быстро она отцветает-проходит…

    Расставил Семёныч ароматную по всему храму и в вазах, и в вёдрах, и просто так на окнах разложил. Соберёмся к вечерне, а в храме весна.

    Добавить комментарий

    Войти с помощью: 

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *