Рассказ
Часть II.
Как-то раз отец Сергий встретил своего друга детства, того самого Павла. Давно не видевшись, не могли наговориться. Прошлись по городу и присели в парке на скамейку. Павел – сын священника – уже сам был священником, правда, служил на приходе в соседнем городе, поэтому виделись они очень редко.
– Сколько у вас сейчас детей? – спросил отец Павел.
– Недавно третий родился! – ответил отец диакон.
– Ну вы шустрые!
– Бог дает – мы берем! – ответил отец Сергий не очень уверенно, ведь на самом деле ему хотелось не хвалиться, а жаловаться.
– Ну и хорошо! – ответил молодой батюшка. – Вы молодцы! Как супруга? Справляется? Как здоровье?
– Здоровье приходит в норму, справляемся…
– У тебя время-то есть? – усмехнулся друг. – Смотрю, архиерей из тебя ездовую собаку сделал, ты у него и секретарь, и по делам с общественностью, и сайт, и училище…
– Да, трудновато бывает… Хотел в академию поступать, но не смог. Марфа снова вот родила…
– Ну что же ты с такой грустью об этом? Бог дает – бери и радуйся!
Отец Сергий внимательно посмотрел в улыбающееся лицо друга.
– Паша, это что сейчас было? – серьезно спросил он, пытаясь понять. – Ты хочешь сказать, я не радуюсь?
– Детям-то понятно, радуешься. Но, честно говоря, ты производишь впечатление несчастного и усталого человека… Конечно же, это временно… мелкий подрастет, все пройдет. С Марфой у вас ведь все хорошо?
– Да, вроде хорошо все…
Матушка
На самом деле хорошо не было. После пережитых больничных событий, Марфа вернулась домой, словно волчица, охраняющая своих детенышей, помешанная на здоровье, питании и чистоте. Раздражительность и дух противления словно овладел ею. С мужем они частенько ссорились. Положение усугубилось после перенесенной всей семьей вирусной инфекции. Младенцу еще не было трех месяцев, на жаропонижающее снова проявилась аллергия. После болезни Марфа восстановила грудное молоко младшему, начала готовиться к закаливанию детей. Но не успела, как снова поняла, что беременна. Узнав, она заплакала… от неожиданности! Потому что зная, что уже была готова к зачатию, она все равно считала дни тайком от мужа, но уже дважды – с третьей и четвертой беременностью – подсчеты ее подводили…
«Господи, скажи мне, – взывала она в отчаянии про себя, – ты наказываешь меня за несмирение?… Что я несу, как Он может наказывать детьми… Дети – это дар… Хорошо, тогда дай сил…Боженька, пожалуйста…» – слезы текли по ее щекам… Она корила себя за это отчаяние, за этот ропот. Прятала его, как могла… Но разве спрячешь?… Марфа стала еще более раздражительна, привязываться по пустякам к детям и мужу, раздавать подзатыльники…
– Ну почему ты не сказала? … – грустно спросил отец Сергий, подозревая причину происходящего. – Почему ты не сказала, мы бы попробовали воздерживаться…
– Потому что… потому что я считала… – зарыдала Марфа, утыкаясь ему в плечо.
– И… давно ты считаешь? – спросил он.
– Еще с третьей беременности… Но ничего не работает, ничего, я здоровая детородная машина – могу беременеть в любое время… Почему так? Почему?… я не против детей, ты же знаешь… но я против ропота в своей душе… это невыносимо… Дай нам Бог сил справиться с этим, дай… Как думаешь, это Бог нас испытывает? Проверяет нашу веру?…
– Ну… если только Бог провокатор… А если Он любящий Отец, то Он хочет от нас чего-то другого… надо только понять, что именно…
– Если Отец, то Он должен хотеть одного, чтобы мы были счастливыми…
– Разве возможно счастье на земле?… здесь нам надо спасаться… Видимо, Бог хочет, чтобы мы спаслись…
– Да, но разве ропотом и недовольством спасаются?…
– Нет, конечно! От них надо избавляться, в них надо каяться…это грех…
– То есть к ропоту на происходящее я приложу еще одно недовольство – собой… какая же безрадостная жизнь получается… – Марфа снова заплакала…
– Н-да, придется нам снова воздерживаться…
Марфа вдруг отпрянула и строго посмотрела на мужа.
– Когда родится маленький, мы все ему будем рады, слышишь? И он, и все остальные дети будут расти в атмосфере нежности и любви. А если ты опять будешь такой же чужой из-за воздержания, я пойду и простерилизуюсь, как кошка!… – кинула она в гневе.
– Ты что такое говоришь? – испугался отец Сергий.
– Ты мне про воздержание не говори, я не выдерживаю это твое воздержание! Какой смысл вообще рожать детей, если мать с отцом живут порознь, как чужие, находясь в одной квартире? Если я не могу рассчитывать на то, чтобы ты меня хотя бы по голове погладил или обнял, или посмотрел ласково, с нежностью, сказал что-то теплое, живое, если я сама черствею, превращаюсь в мегеру, зачем мне это воздержание, скажи, пожалуйста, зачем?… – Марфа не плакала. И даже не злилась. Она словно впала в оцепенение. И говорила от туда бесцветным голосом безысходности.
Отец Сергий не знал, что сказать… После этого разговора он начал листать всякие книги, изучая взгляд Церкви на семейную жизнь в надежде найти что-то, что они упускают… Но ничего конкретного ему не попадалось на глаза.
Тогда он решил поговорить с единственным человеком, с которым он мог этим поделиться – с отцом Павлом, своим другом. Он взял жену, детей, усадил всех в старенькие жигули, которые недавно подарил владыка, и они поехали в город, где служил отец Павел, в гости.
Наконец-то ты сказал: я обычный земной человек. Слабый.
– Скажи мне, почему мы такие слабые? Почему мы ни воздерживаться не можем, ни рожать?… у нас ничего не получается… все с ропотом… – сказал отец Сергий, заканчивая изливание своей души, когда они остались вдвоем с другом.
– Вот, вот, отец, наконец-то ты это сказал!… Наконец-то ты признал, что ты не герой. Что ты не святой. Наконец-то ты сказал: я обычный земной человек. Слабый. Скажи это еще раз, со смирением, и тебе полегчает.
– Как же мне от этого полегчает?
– А ты попробуй.
– Я слаб, Господи, я слаб. Помоги мне, – сказал отец Сергий, чуть не плача. Друга он не стеснялся.
– Нет, вот это уже лишнее. Опять садишься на шею Боженьке. Помогать себе ты тоже будешь сам. Неужели не видишь, что Бог хочет, чтобы ты своей головой наконец начал думать? Ты сын своего Отца или нет?
Отец Сергий молчал. В голове у него было пока смутно, но где-то внутри вдруг затлел огонек надежды. Он уставился на друга в дичайшем удивлении.
– И … давно ты это понял?… – просил наконец он.
– На втором ребенке.
– Но.. у вас ведь тоже четверо?…
– Да, но совершенно с другой разницей, мы четверых за девять лет родили, а вы за пять. Потому что мы не мучили друг друга воздержанием в промежутках между детьми.
– В смысле?
– В смысле «как мы это сделали»? – улыбаясь, просил отец Павел. –
Ну да… как без воздержания… не получался ребенок? Может, у твоей жены по-другому работает организм?
– Нет. Обычно работает. Как у всех. В среднем через полгода после родов она снова могла зачать. Так было всегда. Но мы поступили просто. Купили презервативы.
– Что?… – отец Сергий чуть не упал со стула. – Что?!
– Что слышал, – горячо ответил отец Павел. – Мой тебе совет: люби свою жену, когда есть время между службами, постом, месячными, родами, усталостью, болезнью… Пусть она знает, что при первой же возможности ты готов тратить силы на нее, а не на свою геройскую святость в воздержании. И чтобы она не ходила необласканная, колючая и стервозная. Не дай Бог, еще другие мужики заметят. Понял? Господи мой, Боже! Наивный ты человек, Серега…
Отец Сергий молчал, вжавшись в спинку дивана.
– Что, моя жена такой выглядит? – спросил он наконец.
– Уставшей и подавленной она выглядит, точно!… Как и ты… Когда вы с ней в последний раз куда-то вдвоем ходили? Просто погулять хотя бы? Когда ты ей цветы дарил просто так? Наверняка ей вообще некогда собой заняться. Тем, что она любит. Ей некогда даже сделать то, что она должна, но так, как бы она хотела.
Каждая женщина, на самом деле, хочет успевать присматривать за детьми и хозяйством, но при этом наслаждаться этим, а не пребывать в постоянном стрессе потому, что нужно отодвигать на потом важные вещи из-за элементарной бытовухи…
У тебя хотя бы есть службы, есть место и время, где ты один на один с собой или своим любимым делом. А она? Когда она бывает наедине с собой?… Вот ты жаловался, что она иногда сидит часами за пианино или швейной машинкой, даже когда дома бардак и дети неумытые – это и есть то самое, чего ей не достает в жизни – своего пространства.
Время на себя должно быть у каждого человека, только если ты хочешь, чтобы он был психически здоров… Слушай, брат, может, это не очень благочестиво звучит, но лично я не нашел другого выхода, – сказал отец Павел. – Вижу, что и ты идешь в тот же тупик. Только знай, чем дальше, тем хуже. У нас чуть дело до развода не дошло. Просто мы с женой характерами оба погорячее. Она у меня вообще такая тревожная мать, из-за каждого пятнышка на коже ребенка консилиум созывает… А школа чего стоит?
Брат, у вас еще нет школы… если бы можно было как раньше в деревне, нарожать кучу детей, пусть себе вокруг дома бегают босые, зимой гулять в одних валенках по очереди… Но у нашего старшего каждый день чистая рубашка, начищенные ботинки, куча кружков и секций, потому что надо, и везде ярмарка тщеславия, а мы же семья священника, надо соответствовать, концерты, соревнования, выставки, конкурсы, грамоты… Сейчас второй в школу пойдет, и я должен присутствовать одновременно на двух собраниях…
Короче, жизнь с детьми в городе – это цирк… Но это не беда. Это вообще не беда. Настоящая беда придет, когда вы с женой в этом во всем друг друга потеряете. Люди ведь могут чужими под одной крышей годами жить. Таких семей священников полно. На своих насмотрелся. Решил, ни за что не буду так свою жену обижать, как отец мать обижал. Он ее просто игнорировал! Поэтому нас было всего двое детей. А не потому, что «Бог не давал»… Ты ведь понимаешь, что сам у себя украдешь счастье, когда будет все только по-твоему?…
– Так ведь… так ведь отменить воздержание тоже будет по-моему! Ты думаешь, я не хочу… жену свою не хочу?!… Но если мы будем делать только то, что хотим, то чем спасемся?
– Неееееет, брат! На данный момент “по-твоему” – это соблюсти законы и каноны. Быть чистым юридически. А хотеть жену – это не “по-твоему”, это по-общечеловечески, и потом, ты уверен, что даже с теми четырьмя, что у тебя есть, ты сможешь жить, как тебе хочется?
Но если вдруг получится, посмотрим, что будет! Тебя настигнут последствия. Конечно! Если будете злоупотреблять, перестанете вообще детьми заниматься и воздерживаться, начнете только развлекаться в свое удовольствие, то это уже не для поддержки теплых чувств будет, а наоборот работать на отвращение и пресыщение. Без шуток, вполне можешь попробовать. После пресыщения опять будет холод и ссоры и прочая адская каторга. Тут во всем мера нужна. Если пользоваться иногда со смирением, благодарением и молитвой за тех, кто эту фигню придумал, – отец Павел расхохотался,
– Вот так, брат. Предвидя еще один вопрос, скажу, что отдаю себе отчет в том, что это большой соблазн, особенно для мирских. Ведь куча семей разводятся из-за того, что бездетные… В своей пастырской практике таких «советов» я никому не даю. И ты, когда станешь священником, не вздумай ни в чью интимную жизнь лезть. И это сейчас, то, что я говорю, тоже не совет. Это я тебе просто открыл одну из тайн своей семейной жизни, исповедал перед тобой свою немощь, чтобы поддержать тебя.
– Спасибо, брат… – благодарно посмотрел на друга отец Сергий. – Но в том-то и дело… что соблазн большой… и не только для мирских… Видимо, через пресыщение ты тоже прошел?
– С моим графиком служб пройдешь, как же… Скажем так, иногда бывало немного лишнего… Но настоящее пресыщение – страшное дело вообще… это я из практики исповеди понял… бездетные этим крестом спасаются, не дай Бог никому: ненавидят друг друга, мучают, разводятся…
– Не все так просто, да, Павлик?… –
Слава Богу! Он нас все равно спасает. Воздержанием ли, невоздержанием – все одно, скорби. Ты видишь, спасает? Отчего же мы тогда такие несчастные, а, брат отец Сергий? Честное слово, идиоты…
Знаешь, один раз мне на исповедь пришла женщина и, плача от радости, говорит:
«у меня много всяких больших и мелких грехов, я знаю, и Бог все видит, но сегодня Он мне открыл главное, чтобы никого не мучить, ни себя, ни близких, чтобы радоваться, просто радоваться и благодарить Его. Я каюсь, что раньше мало радовалась и все время хотела чего-то большего, чем у меня есть, добродетелей, благочестия, строгости соблюдения правил и канонов, и от других этого требовала, но мне, оказывается, ничего не нужно, только бы радоваться и радовать других… мне теперь все равно, в чем женщины в храм пришли одеты, если пришли, значит, Бог их призвал. Мне все равно, что у кого-то телефон звонит на службе – значит, этот человек кому-то вдруг нужен, возможно, своим родным…».
Отец Паве перевел дух.
– Понимаешь… я рыдал вместе с этой женщиной… это было как раз тогда, когда мы с женой ссорились… и меня осенило:
нельзя быть несчастным. Мы, христиане, не имеем права быть несчастными! безрадостными и унылыми от того, что не можем быть святыми и исполнить все каноны.
И тогда мы со смирением приняли свою слабость и решились… не воздерживаться слишком много, пока нам это в тягость… Пока мы не созрели, пока не угомонились, нельзя брать не свою планку… Понимаешь? Вот это грех, пытаться быть героем там, где не тянешь…
– Я понял. – сказал отец Сергий после паузы. Они не смотрели друг на друга, потому что у каждого из них в глазах стояли слезы. Потом они помолчали еще немного. – Спасибо тебе за искреннюю беседу… ты настоящий друг! Помоги тебе Бог в твоем служении!… Но.. ты просто так взял и сам это решил? Или с кем-то советовался?
Отец Павел вздохнул.
– Мой духовник в свое время сказал мне: «Почитай «Основы социальной концепции РПЦ» и решай сам». Она тогда только вышла и о ней мало кто знал… но он знал на мое счастье.
– И что?
– Ты не читал что-ли? –
Читал, конечно! Там сказано, что «намеренный отказ…»
– Ты что, отказываешься рожать детей? – перебил отец Павел. – У тебя четвертый на подходе…
– Ну… когда есть возможность зачатия, и я ее не использую – это отказ.
– Временный отказ.
– Да, но в концепции не сказано, какой именно отказ – временный или постоянный…
– Вот именно, Серега, вот именно! – отец Павел хлопнул друга по плечу, вставая с места. – Какое счастье, что не сказано! «Большой брат» позволил нам решать самим!… –
– Но какой бы он ни был, любой отказ делается из эгоистических соображений…
– Каких еще эгоистических?! Пожалеть здоровье и нервы жены – это эгоизм? Пожалеть себя даже не всегда является грехом… кормим же мы плоть свою, даем ей спать, отдыхать, бездельничать, а все для чего? Чтобы она не теряла связи с душою и не брыкалась, когда мы ее оседлаем на подвиги.
– Но все равно я так не могу…я не могу без благословения… Все сотрудники епархии, как и я, исповедуются у архиерея, он как бы считается нашим духовником, хотя я его не выбирал… Но это не суть важно… Однажды я спросил у него про воздержание по определенным дням, когда жена знает, ну, там надо считать…
– Понял… и?
– И владыка на меня разозлился. Накинулся и сказал, чтобы я с такими постыдными вопросами к нему больше не приходил.
– Правильно сделал твой владыка! Зачем людей смущаешь, дурень? Такие вещи надо с женатыми обсуждать. К монахам с такими вопросами бесполезно подходить, это я уже тоже понял. Но и тут должны быть исключения… Если все-таки тебе нужен какой-то авторитет, советую ехать в N-ский монастырь. Говорят, там есть адекватный старец. Я вообще не любитель народных кумиров… люди на пьедестал почета часто ставят тех, кто походит больше по внешним признакам, чем по сути… Но про этого рассказывают, что столпившимся людям у своей кельи он частенько говорит что-то вроде: «ну что, стадо, хотели старца? получите! Всем мое благословение: думать своей головой! А теперь по домам! Пошли отсюда!». Так что он мне уже нравится!
– N-ский монастырь… что-то знакомое… Точно! Там брат моей Марфы в послушниках ходит! Хорошо, спасибо тебе, поеду…
Разве не о природе ты со мной хотел поговорить?
Отец Сергий решил поехать один, тайком от жены. В монастыре он нашел Тихона.
– Дорогой брат, у меня есть один вопрос… не мог бы ты мне помочь устроить визит к вашему старцу?
– Какому?
– Я не знаю, как его зовут… мне друг посоветовал…
– Люди часто толпятся возле кельи одного архимандрита, но я бы не советовал тебе к нему идти…Там истерики у женщин бывают… несколько раз драки случались… Может, оно, конечно, все искушения… наветы лукавого… Но я тебе честно скажу, братия в монастыре к этому архимандриту серьезно не относится. Сам наместник со словами: «зачем вам Бог только дал голову? Чтобы вы ее сюда приносили?» – разгоняет толпу возле его кельи.
– Так это наместника слова?!
– Какие слова?
– Про голову…
– Да, это он все время нам всем так говорит… – засмеялся Тихон. – Его за это многие не любят.
– А к нему попасть можно?
– Можно, конечно!
Отец Сергий с волнением прохаживался в условленном месте перед встречей с игуменом. Была весна. Майская зелень, во всю развернувшаяся, чистая, яркая и свежая была прекрасна, как сама жизнь. В монастыре было много цветов, очень много. Ароматы сирени и первоцветов волновали чувства молодого мужчины еще больше. Он вдруг вспомнил, как Марфа любит сирень. Как будучи еще его невестой, она не могла пройти мимо ни одного куста: вдыхала их запах, разглядывала цветочки. Какой веселой, звонкой, светящейся она была, и как он ею любовался… Вспомнил, и сердце его защемило, эта память болезненно прорывалась с большой глубины, тесными путями, словно из прошлой жизни… «Господи! – сказал про себя отец Сергий. – Научи меня, дай мне понять, как быть… как мне любить и жить, не согрешая против воли Твоей… » Он молился и думал, думал и молился. И не заметил, как к нему подошел отец Стефан.
– Отец диакон! как поживаешь? – тихо окликнул он.
– Отче! Благословите!
– Бог тебя благослови! Тихон передал мне, что ты хочешь о чем-то со мной поговорить? Кажется, о природе? – отец Стефан огляделся вокруг, а потом посмотрел в глаза Сергею и все время улыбался, сияя каждой лучистой морщинкой своего смуглого лица.
– Не совсем о природе… у меня вопрос не очень… не совсем для ваших ушей… но я не знаю, с кем мне еще поговорить…
– Разве не о природе ты со мной хотел поговорить? Ведь твой вопрос о семенах, о том, как их правильно сажать, куда и сколько… Верно?
Сергей удивленно смотрел на старца, пытаясь понять, правильно ли они поняли друг друга и с чего Тихон мог взять, что разговор должен быть о природе…
– Верно, сынок.
Бог нам всем дает свои семена. Только каждый засеивает ими ровно столько, сколько сможет обработать и сохранить. Не всякая пшеница становится хлебом. Одна сгнивает в поле, другую едят мышки, третья разлетается мукой по ветру, четвертую отдают на корм животным… Не очень-то славное применение. Но у каждой вещи, даже у гнилой травинки, у Бога задумана своя польза. Главное, уметь ее разглядеть и быть за все благодарным. На то нам и дан разум.
От того, что пшеницей кормят курочку и из нее же пекут Агнца для Причастия, ее семена не становятся священными или проклятыми. Кормить скотину, которая тебя утешает своими дарами, тоже доброе дело… А теперь иди, сорви своей жене сирени.
Сергей, удивленный и глубоко задумавшийся, словно во сне, молча шагнул к кустам и, начав отламывать ветки с пышными душистыми гроздями соцветий, понял, что не сказал ни слова благодарности. Обернувшись, он увидел, что его уже нет…
Отец Сергий нашел Тихона и, попросив передать наместнику свою благодарность за уделенное время, поехал домой. Надо сказать, что он еще ни разу в жизни со времени медового месяца так не спешил домой, к жене и детям, с такой радостью и легкостью на душе.
Он был дома затемно. Домашние уже спали. Он поставил сирень в воду и встал посреди кухни, оглядываясь по сторонам. Он знал, что они жили более, чем скромно. Но теперь посмотрел на все другими глазами. Он понял, что его жена ни разу в жизни не упрекнула его за то, что они живут в старой, маленькой служебной квартире с неудобной мебелью, засаленными обоями, деревянными окнами с облупившейся краской. Он вспомнил, что она несколько раз говорила о том, что было бы неплохо сделать ремонт, а лучше переехать в квартиру попросторнее, особенно в преддверии четвертого чада. «Надо подавать прошение и настаивать на священнической хиротонии…» – подумал отец Сергий. – «Марфа, кажется, об этом тоже спрашивала…»
Он пошел в комнаты. На раскладном диване в проходной гостиной вместе спали старшие дети, сын и дочка. В другой, маленькой комнате спала жена, а в детской кроватке, стоявшей впритык между шкафом и софой, спал третий сынишка. «Где будет спать четвертый?» – подумал про себя отец. – «С нами, конечно же, как и они все… но когда начнется школа? Когда Маша начнет стесняться мальчишек? Куда я их всех расселю? Куда мы поставим еще одну кровать для младшего? Пятого, шестого…каким бы он ни был…»
Было определенно ясно: пора менять не только жилье, но и взгляды. Это был тот день, точнее, ночь, когда отец Сергий стал мыслить, как отец. Многодетный отец, муж и хозяин.
Утром Марфа, обнаружив сирень, от восторга стала обниматься с банкой, в которой стояли ветки, опуская лицо в сладко пахнущие, нежные, шелковые цветочки. Отец Сергий давно ушел по делам, оставив возле букета записку: «Моей драгоценной супруге, матери моих детей от мужа, брата, отца Стефана и Бога, Творца Замли и этих прекрасных цветов».
Бог сотворил землю. Земля творит цветы. Брать или не брать, радоваться или страдать – зависит только от нас.
