Иеромонах Варсонофий (Рыжов): «В жизни христианина очень много чудес»

– Мой путь к Богу был трудным и извилистым. Когда мне было 14 лет, мама отвела меня в храм, крестилась сама и крестила меня, без моего на то желания. Это было в 90-е годы, когда многие люди по зову традиции шли в храм креститься, не осознавая, что собственно происходит, для чего это нужно и вообще нужно ли это кому-нибудь.

Вот так неосознанно мы покрестились, и для меня начались длительные поиски: душа начала чего-то требовать, чего-то искать. Сначала я искал ответы на свои вопросы в психологии, потом – в эзотерике, во всяких тайных знаниях. Я прошёл через кучу этого хлама человеческого, не имеющего никакого отношения к Божественному знанию. А душа требовала, вопияла, желала чего-то, и непонятно было, чего именно, но был постоянный вопль к Богу.

Единственное, что хорошо помню из этого времени: тогда, в 1990 году, поэт Евгений Евтушенко написал стих «Дай Бог!». Я его разучил и повторял в каких-то трудных ситуациях, даже не зная, к кому обращаюсь. Там были такие слова: «Дай Бог быть тертым калачом, не сожранным ничьею шайкой, ни жертвой быть, ни палачом, ни барином, ни попрошайкой». Это была молитва, именно молитва, обращенная к Богу о заступничестве. Поэтому хотя я и не понимал, к Кому обращаюсь, но повторял от души в трудную минуту, и Господь слышал расположение моего сердца и помогал.

Наконец, в 28 лет я оказался в полном жизненном тупике: не хотелось абсолютно ничего, смысл жизни потерялся. В Хабаровске много храмов, но я иногда заходил только в один храм – святителя Иннокентия Иркутского, который находился рядом с тем спортзалом, где я тренировался (я тогда занимался айкидо). Мне один человек посоветовал: «Если будет плохо, заходи в храм, просто постой, помолись, и Господь как-нибудь управит». И вот я иногда заходил в этот храм, когда мне было плохо. Стоял там какое-то время, душа успокаивалась, и потом шел на тренировки.

Так повторялось много раз. Но однажды вышел я с работы (работал тогда в центральной научной библиотеке города Хабаровска, занимался там ремонтом компьютеров и настройкой оргтехники) и зашел в Спасо-Преображенский кафедральный собор, где увидел священника Димитрия Винокурова. Он рассказывал каким-то молодым людям об иконах. Что-то меня подвигло подойти к нему и поговорить. Он пригласил меня на встречу их молодёжного движения.

Православные молодые люди кардинально отличались от всех остальных людей, которых я тогда знал. Было в этом обществе что-то близкое моей душе. Примерно через полтора месяца после того, как начал ходить на молодёжку, отец Димитрий спросил меня: «Хочешь быть в алтаре?» Я ответил: «Хочу». Согласился, даже не понимая вопроса. Что хочу, кого хочу, куда хочу? Что такое «в алтаре» даже не знал, хотя много раз перед ним стоял в храме, но не знал, что это алтарь.

Первоначально меня хотели взять в Успенский собор, но потом что-то переиграли в последний момент и сказали, что надо идти в храм святителя Иннокентия Иркутского, в который я иногда ходил до этого. Эта старейшая церковь Хабаровска в советское время была поругана, перестроена в планетарий. В алтаре был кабинет начальника планетария, он там курил. Но потом храм вернули Церкви, реконструировали, возродили заново.

В этот период я впервые в своей жизни причастился: в 28 лет. После Крещения в 14 лет не причащался ни разу, потому что меня не наставили и не объяснили, что это и зачем это надо. Такое и сейчас довольно часто бывает: буквально вчера ко мне пришла женщина, хочет покрестить ребенка. Далее такой диалог:

— А зачем Вам это надо?
Она на меня смотрит непонимающим взглядом и говорит: «ну, надо».
— А зачем?
— Ну, может быть какая-то защита будет…
— А если не будет?

В ходе разговора выясняется, что человек даже не понимает, что он ребенка своего хочет покрестить, зачем он сам крестился, кому это вообще нужно. Не собирается и жить по-христиански. Вот то же самое было и со мной в советское время.

Особое место в моей жизни занимает первая сознательная исповедь. Под руководством одного знакомого я исписал два листа мелким шрифтом своими грехами, которые смог вспомнить. Несколько раз подходил исповедоваться, но не мог решиться: принимал исповедь один и тот же священник, к которому мне почему-то очень не хотелось идти, душа не лежала.

Потом внутренний голос сказал мне: «Если ты хочешь покаяться в грехах, какая разница, у кого ты будешь исповедоваться, иди и всё». И я решил, что неважно, кто будет там в следующий раз, пойду и исповедаюсь. Я не знал, что батюшки служат по очереди, и можно на следующей недели прийти на исповедь к другому священнику. Для меня это было испытание, преодоление себя.

Пришел исповедоваться, достал листок с грехами, стал читать. Батюшка моментально забрал список, потому что понял, что я сам и до вечера это всё не изложу. Он сам быстро прочитал, положил епитрахиль на голову, произнёс молитву, и тогда я впервые ощутил силу Таинства исповеди. Такое ощущение, что меня освободили от какого-то груза, ярма, которое лежало и давило на меня все предыдущее время, потому что исповедь была искренняя. Наступило очень сильное покаянное чувство, чувство освобождения от грехов. В этот же день я причастился, точно так же, как и исповедовался: не знал, что там, как там будет, мне просто сказали, что надо пойти причаститься, ну хорошо, надо так надо.

Для меня весь мир изменился в тот момент, когда я вкусил святых Христовых тайн! Как если бы слепой человек вдруг начал видеть, если бы человек был дальтоником и неожиданно стал различать все цвета радуги, которые в этом мире есть, вот точно так же, в один миг, во мне произошли изменения. Я начал мир видеть в каком-то ином цвете. Конечно, он не поменялся, а открылись на время мои духовные очи, и я узрел, что мир другой. И самое главное — я ощутил любовь, которая во мне просто умерла к тому времени.

До этого я был совершенно равнодушен, холоден к людям, а в этот момент у меня появилось чувство любви к ближнему, ко всем абсолютно, не различая пола, возраста, цвета глаз и прочего. После таких событий у меня что-то внутри кардинально изменилось. Жизнь потекла в каком-то другом русле, в поиске какой-то духовной радости. Обычные удовольствия уже не интересовали, потому что они поблекли по сравнению с тем духовным ликованием, которое дает Господь, отверзая сердце человека к познанию истины.

Как я уже рассказывал, в 28 лет меня ввели в алтарь, можно сказать, что с улицы. На моём первом вечернем богослужении в алтаре произошло интересное событие. Меня одолела сильная борьба помыслов: «Что ты сюда пришел, это балаган какой-то: собрались какие-то клоуны, переодеваются, бегают туда-сюда, занимаются какой-то ерундой. Что тебе здесь делать?» Тогда я еще не знал, что такое мысленная брань, и хотел в этот же день уйти и больше не приходить в алтарь.

Но все-таки решил перед этим подойти к первому священнику, с которым познакомился — к о. Димитрию. Он сказал: «Да ладно, потерпи недельку буквально, потом сам увидишь, как всё изменится». Решил послушаться его, и сразу же после этого брань отступила: приходя в алтарь, уже чувствовал не брань, а удивительный покой и тишину. И такого покоя я не ощущал никогда и нигде.

В первое время при входе в алтарь у меня было такое ощущение, что ты с воздуха входишь в воду, как будто ты преодолеваешь какую-то преграду напряженную и входишь в мир иной, принципиально другой. Стал приходить в алтарь, помогать, молиться, пономарить. Сначала в голову ничего не входило, все время терялся, много ошибок было, было ощущение, что проходишь ядерную физику. Постепенно обучался, со священниками разными знакомился.

Мне сказочно повезло, что я встретил там моего первого духовного отца и наставника – иерея Игоря Зуева. Он всю мысленную мою брань видел, где-то что-то советовал, руководил, направлял, наставлял. Внутренний мир переплавлялся по мере духовного роста, я начал литературу духовую читать, постоянно исповедовать грехи, каяться во всем, иногда даже плакал на исповеди. У меня не было какого-то особого желания стать священником: я просто помогал в алтаре и работал параллельно.

В храме я видел людей, которые кардинально отличались от моих коллег по работе. Христианин отличается от язычника очень сильно, поэтому надо побывать в обществе одних язычников и в обществе одних христиан для того, чтобы увидеть эту разницу, почувствовать ее. Именно в храме я почувствовал семейную атмосферу любви, которую ни с чем не перепутаешь.

В какой-то момент я уволился с работы. Задавал себе вопрос, как дальше буду жить, потому что на пономарскую зарплату не протянешь. Но решил, что Господь как-нибудь управит. Долгое время я был единственным пономарём в храме святой преподобномученицы Великой Княгини Елисаветы при железнодорожной больнице, помогал отцу Игорю.

— Трудно было служить бессменным пономарём?
— Нет, на тот момент я так уже привык к богослужению, что просто жил на службе: утром приходил, вечером уходил. По церковным правилам, в течение первых 40 дней после открытия храма служба в нем должна идти беспрерывно, вот мы с о. Игорем и служили: он священник, а я пономарь. Интересное было переживание, когда наш храм посетил тогдашний архиепископ Хабаровский и Приамурский Марк (Тужиков): всё время его присутствия я почему-то пытался забиться в дальний угол, чтобы меня никто не видел, какой-то страх был. Сейчас я понимаю, что это просто была духовная брань.

Однажды о. Игорь спросил у меня: «Будешь поступать в семинарию?» А я и не знал, что такое эта семинария, но с благословения батюшки начал готовиться, что-то читать, молитвы я тогда уже выучил. Экзамен по литургике сдал легко, помог опыт служения пономарём, а история уже тяжелее далась. Тем не менее, я поступил и начал учиться. Семинаристы живут в общежитии, и в первое время этот вынужденный переезд дался мне тяжело.

За всё время моего пономарского служения и учёбы в семинарии у меня ни разу не возникла мысль о том, что буду священником. Меня вопрос этот даже не занимал, я думал только о том, что пойду по монашескому пути. Читал духовную литературу о подвигах святых монахов, сам принимал участие в молитве, несколько раз испытывал различные духовные состояния, о которых трудно говорить. Наверное, не все так переживают, но у меня это было очень сильно.

Например, когда я первый раз вышел читать Апостол во время богослужения, у меня возникло такое ощущение, что через меня проходят гигабайты какой-то энергии. Когда закончил читать, я не знал, что читал, о чем читал. Зашел в алтарь и стоял минуты три ни жив, ни мёртв. Потом стало поспокойнее, конечно. И сейчас, когда читаешь Апостол или Евангелие, все равно благодать чувствуется, хотя и не в такой острой форме, конечно. Одним словом, люди, которые не читают Священное Писание, не молятся, тем самым лишают себя многих утешений.

Учиться мне было очень сложно: в течение всех пяти лет хотел бросить эту семинарию, так как резко ухудшилось здоровье, и с каждым годом обучения становилось всё хуже. Много раз хотелось бросить, но о. Игорь останавливал, говорил, что надо продолжать, надо закончить то, что начал. Никто иной не имел на меня такого влияния и авторитета, и только благодаря молитвам о.Игоря я смог закончить семинарию, пройти этот путь. Но после её окончания, из-за плачевного состояния здоровья мне пришлось вернуться домой, а не пойти в монастырь, как хотел.

– Вы вернулись в Арсеньев?
— Да, в Арсеньев, на свою малую родину. В это время как раз была основана Арсеньевская епархия, и я начал помогать епископу Гурию в качестве иподиакона, а затем в качестве диакона. Произошло это так: в один прекрасный день Владыка Гурий зашёл в алтарь и говорит: «Если тебя рукоположить в диакона, согласишься?» Я ответил: «Да, как благословите».

У меня не было ни стремления быть диаконом или священником. Проходит какое-то время, он говорит: «Ну, завтра должен приехать один кандидат для рукоположения, если он не приедет, будем тебя рукополагать». Господь так устроил, что тот человек не приехал, и я был хиротонисан во диакона. Это было 6 ноября, праздник иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость».

— У Владыки Гурия в этот праздник тоже хиротония.
-Да, только у него епископская была, а у меня диаконская. Священником я стал спустя 5 дней после рукоположения во диакона. Таким вот образом я и стал батюшкой, особо этого не желая и не мечтая об этом.

Когда я стал священником, я понял, что стезя не такая простая, как кажется. Человек обычно обманывается внешним, думает, что это всё легко и просто: пришел, кадилом помахал, сказал «Аллилуйя!» и пошел домой — есть баранки и пить чай. А всё не так просто: на плечи священника ложатся чужие скорби, приходится решать чужие проблемы. Сейчас в моем окормлении 10 приходов и Иоанно-Предтеченский мужской скит одиннадцатый.

Надо очень много ездить, и в результате этой деятельности недавно произошла авария: за 3 года настолько накопилась усталость, что я с открытыми глазами смотрел на дорогу, но ни что не реагировал, выехал на перекресток и врезался в грузовик, машину повредил. Есть такое священническое выгорание, когда человек много работает и не умеет отдыхать или не имеет возможности отдохнуть. Надо внимательно к этому относиться и научится вовремя останавливаться.

— Вы сами пострадали, батюшка?
— У меня треснула скуловая кость – на всю жизнь воспоминание осталось. После аварии я ни на что не реагировал, такое отупение было, видать от переутомления. Потом постепенно начал как-то приходить в себя, но усталость до сих пор сказывается, необходимо отдыхать вовремя.

— Слава Богу, что живы остались.
– Да…

— Батюшка, еще хотела бы уточнить: какое у вас первое образование, кроме семинарии?
— Высшее техническое по специальности «Автоматизация машиностроительных процессов и производства». В основном я занимался компьютерной техникой, её настройкой и ремонтом, установкой программного обеспечения.

— Насколько я знаю, не так давно Вы стали настоятелем храма Покрова Божией Матери в Анучино.
— Да. Там много интересных совпадений. Например, меня перевели в день святителя Николая Чудотворца, и пономарь у меня Николай, хоть и не чудотворец, и староста храма тоже Николай. Буквально за месяц до перевода я зашел в иконную лавку, увидел икону Николая Чудотворца и решил приобрести себе, и уже с ней переезжал из Арсеньева в Анучино. Там тоже есть в иконостасе икона Николая Чудотворца, а в алтаре очень древняя икона этого дивного святителя, и мне еще в Шекляево подарили маленькую икону Николая Чудотворца. Во всём есть свой промысел Божий.

В Анучино я продолжаю заниматься социальной деятельностью. У нас есть приходской дом, его надо отремонтировать, чтобы там можно было на время приютить людей, попавших в трудную жизненную ситуацию, решить их вопросы. Например, человек оказался без дома на какое-то время, а мы ему говорим: «Мы тебе поможем, ты пока просто поброди по улице месяц-другой, а мы решим твои вопросы» — вот это не по-христиански.

Конечно, можно рассуждать о том, что человек сам виноват во всех своих проблемах и грехах. Но если б так рассуждали обычные хирурги, когда к ним привозят оперировать попавшего в аварию, виновником которой сам пострадавший и является, на этой планете умерло бы много людей, пока они решали бы, надо ему помогать или нет.

Привезли больного – значит, будем оперировать, есть проблема – значит, будем ее решать. И здесь то же самое: если человек пришел с проблемой, значит, надо постараться ему помочь. Конечно, это всё работает в том случае, если человек сам хочет справиться с ситуацией, тогда постепенно можно решить очень многие проблемы, помочь человеку выбраться из трудных жизненных обстоятельств, из тяжелого духовного состояния.

В ближайшее время планируется отремонтировать приходской дом из 4 помещений — 3 жилые комнаты и кухня. В этих комнатах можно будет разместить нуждающихся людей на какое-то время, необходимое для решения их проблем. Ни в самом Арсеньеве, ни у социальных служб Арсеньева и Анучино нет такого места, куда бы можно было на время поселить человека. В дальнейшем, если этот опыт окажется полезным, можно будет дополнительно открыть такие центры временного размещения нуждающихся в других местах.

— До своего перевода в Анучино Вы занимались социальной деятельностью в Арсеньеве. Пожалуйста, расскажите об этом.
— В Анучино гораздо меньше людей обращаются за помощью: когда ты живешь в своем доме, на своей земле, ты всегда можешь себя прокормить. Даже какой-нибудь спившийся крестьянин в деревне может спокойно все вырастить и пережить зиму. А когда человек живет в городе, например в Арсеньеве, он часто оказывается в трудной жизненной ситуации, ведь в квартире не вырастишь ни картошки, ни лука, ни помидоров, ни огурцов. Вот почему людям в деревнях гораздо проще выжить, чем в городах. На них кризис, происходящий в стране, не так сильно отражается.

В Арсеньеве люди обращались ко мне постоянно: стоны, плачи, горе. У кого проблемы с алкоголем, кого муж бросил, у кого дети болеют, кто-то кредиты взял и залез по уши в долги. И приходилось смотреть по ситуации, стараться как-то проблемы решать: кому-то деньгами помогать, кому-то продуктами, кого-то устраивать на работу, разбираться в сложных ситуациях с жилплощадью, приходилось ездить, искать, смотреть.

Конечно, совмещать настоятельство в нескольких приходах и социальную деятельность крайне сложно. По-хорошему, ответственный за социальную деятельность должен посвящать этому служению всё своё время. А у нас получается: я и жнец, и певец, и на дуде игрец, и это создает дополнительные проблемы.

Во время проведения нашей социальной работы в Арсеньеве мы кому-то помогли устроиться на работу, кому-то нашли необходимую мебель, кого-то устроили в реабилитационный центр, кого-то накормили, кого-то одели, организовали сбор вещей как взрослых, так и детских (небольшой вещевой склад работает в кафедральном Благовещенском соборе и по сей день).
С 2013 года в арсеньевской городской больнице существует кабинет предабортного консультирования. Работающий там психолог пытается отговорить женщин от убийства собственных детей. Если будущая мать сохраняет жизнь своего младенца, мы помогаем ей материально первое время, примерно первый год жизни ребенка.

За это время было сохранено около 65 жизней, 65 детей за прошедшие два с чем-то года. Кому-то покажется это мало в масштабах страны, когда по несколько миллионов невинных младенцев в год умирает в абортариях, но всё равно: для этих матерей жизнь каждого выжившего ребёнка бесценна. Некоторые из этих «помилованных» младенцев уже крещены, отношение их матерей к рождению детей изменилось: они уже не идут на аборт, а оставляют ребенка, рожают третьего, четвертого. Часто этим женщинам нужна минимальная помощь, чтобы изменилось отношение к ситуации, и еще одна жизнь была бы сохранена.

Сейчас у нас на сопровождении находится несколько матерей с детьми, которым помогают неравнодушные люди. Наша задача часто заключается в том, чтобы свести нуждающегося с одной стороны, и желающего помочь – с другой. Одну женщину с двумя детьми мы уже сопровождаем два года, постоянно помогаем, потому что из-за трудной жизненной ситуации она пока не может устроиться на работу.

Другой наш подопечный – инвалид, но государство не хочет признать его инвалидность и вот приходится помогать, деньги ему давать, чтобы он как-то прожил хотя бы на эти мизерные средства. Люди жалуются, что им не хватает на жизнь 15.000 в месяц, а он живет всего на 3000 в месяц и выживает каким-то образом. Конечно, мы не можем полностью решить все проблемы этих людей, но по крайней мере, мы стараемся помочь конкретным людям, чтобы они не оказались за чертой бедности, помогаем им сводить концы с концами. Если мы перестанем их поддерживать, они просто погибнут.

— Вы являетесь монахом в миру. Монашество в миру чем-то отличается от традиционного монашества? Есть ли у монашества в миру какие-то специфические проблемы?
— Монашество в миру – это ненормальное явление. В норме монах должен быть в обители и жить монастырской жизнью, иначе он теряет дух монашества и приобретает дух мирской, а это — два разных духа, два разных состояния человека. У нас общество искалеченное, и монашество в миру — это характерная черта постсоветского пространства, это наследие советской эпохи, когда не было монастырей, когда изгонялись из обителей монахи, и им приходилось в миру служить.

А сейчас время уже другое, и конечно, по-хорошему монах должен быть на своем месте – в монастыре – и нести ту службу, которую он должен нести. Главная задача монаха — это бороться со своими страстями, стойко преодолевать их, пребывать в молитве, посте, молиться за весь мир, духовно преображаться и быть светом миру. А когда сам монах находится в миру, видит все привычки этого мира, он начинает соблазняться. Что такое монах, у которого есть телефон, машина, у которого есть ноутбук?

Это глупость же, полнейшая глупость! Когда у монаха есть какая-то собственность, о которой он беспокоится, у него есть масса каких-то забот, есть отпуск, есть какой-то социальный пакет, то он почти ничем не отличается от обычного человека. Конечно, он может стараться жить по послушанию, сохранять молитву, душу очищать от страстей, где-то смиряться, но в миру это на порядок сложнее, труднее.

И конечно, самое главное, что вокруг монаха в миру полно лиц противоположного пола. Появляется соблазн плотского увлечения, это каждый раз целая борьба, и человеку это очень трудно это всё преодолеть. Когда соблазн дальше от человека находится, то и легче с ним бороться. Как человеку тяжело спиться, если вокруг него нет алкоголя, так и впасть в блуд гораздо тяжелее, если рядом нет объекта вожделения.

— Могли бы Вы рассказать о каких-то чудесах или поучительных случаях, могущих послужить к пользе наших читателей?
— Сегодня мне пришло письмо из колонии. Писала женщина, которой мы раньше помогали. Много лет она пыталась избавиться от алкоголизма, но безрезультатно. Господь, видя, что она не останавливается, устроил так, что на нее повесили убийство другого человека, и посадили ни за что на 8 лет. Есть подтверждения ее невиновности, но милиция не обратила на это внимания.

Сейчас она протрезвела, по-другому начала воспринимать свою жизнь, слава Богу, в колонии есть храм, есть возможность исповедоваться и причащаться. В письме она пишет о чуде, которое случилось недавно: ей очень сильно захотелось копченой колбасы, она ей даже ночью снилась. А откуда колбаса в тюрьме возьмется? Наша бывшая подопечная начала молиться Богу, чтобы Он избавил ее от этого искушения.

И вот, в письме она пишет: «Однажды я вернулась к себе и вижу: на тумбочке лежит колбаса, сыр и еще какая-то еда. В этот момент я прославила Бога и сказала: «Чудны дела твои, Господи!» Откуда эта колбаса взялась в тюрьме, так и неясно. Вот такое маленькое чудо.

В жизни христианина очень много чудес. Сейчас происходят такие события в селах, это просто уму не поддаётся! Нет никаких благодетелей, благотворителей, кто бы деньги вкладывал, а церкви сами строятся. Там, где люди молятся, храм постепенно оборудуется, красится, белится и в результате приобретает свой нормальный вид благодаря молитвам людей. Если начинают молиться, искренне желать, чтобы был храм, то Господь постепенно благоустраивает его.

Человек должен научиться замечать в окружающем мире чудеса. Часто они не такие крупные, яркие, явные. Самое главное –уповать на Бога, молиться, а Господь всегда поддержит. Особенно часто это в социальной деятельности бывает. Живешь, денег нет совсем. Приходят люди: кому дом освятить, кому еще что-то – появились деньги. Раз появились, значит Господь их на что-то тебе послал.

И буквально на следующий день появляется человек, которому эти средства необходимы. Бывает вплоть до того, что нужны ему эти деньги вплоть до рубля! Надо научиться это видеть и не закрывать свою руку от десницы Божией.