«Много читал и сильно грустил!», — напишет Николай II в своем дневнике 4 декабря 1916 года. Романов еще не знает, что всего через несколько месяцев империя рухнет, а он вместе с семьей окажется под арестом. В отличие от детей Николай Александрович и Александра Федоровна прекрасно понимали — живыми им из России не выбраться, да и никто их за границей не ждет. Они жили в ожидании смерти, жили почти в полной изоляции, и книги часто были их отдушиной, единственными собеседниками. По дневникам императора и воспоминаниям близких к царской семье людей мы выясняли, что читала венценосная семья незадолго до расстрела в доме Ипатьева. Как оказалось — многие книги были неслучайными, судьба дарила Романовым возможность разобраться в причинах русской трагедии и достойно приготовиться к последнему приговору.
Источник: Год литературы
Император Николай II и Александра Федоровна на борту яхты «Штандарт» 1910-е гг./dia-logos.ru
Первая книга из Императорской библиотеки — проза и пьесы Антона Чехова
Что мог понять Николай II, перечитывая самого известного русского драматурга?
В дневнике 24 марта 1917 года Николай Романов записал: «Читал вслух Чехова». Антон Павлович — первый автор, кого вчерашний царь указывает после своего отречения. И символичнее писателя представить трудно. Кто как не Чехов одним из первых не только предсказал разрушение старой России, но и объяснил в своих произведениях, почему рухнет империя народа-богоносца.
О пророчествах позже. Пока же попробуем выяснить, что связывало Чехова с Николаем II?
Царь и знаменитый писатель никогда не встречались и не беседовали.
Лишь один раз Чехов видел Романова, мельком, и успел даже поставить ему диагноз:
«Про него неверно говорят, что он больной, глупый, злой. Он просто обыкновенный гвардейский человек. Я его видел в Крыму. У него здоровый вид, он только немного болен».
Впечатления Чехова о царе дошли до нас в пересказе сына Льва Толстого, и что из этих слов действительно говорил Антон Павлович — уже никогда не узнать.
Зато о чем мы можем сказать с уверенностью — Чехов своими произведениями и высказываниями никогда не пытался «колебать трон Николая и его династии», как делал это Лев Толстой (по крайней мере, так о великом графе отзывался друг и издатель Чехова Суворин). Антон Павлович вообще старался в политические игры не вникать, не зарабатывать на этом дивидендов, и даже публично о политике не говорить.
В этом смысле абсолютно непонятно стремление либералов называть Чехова своим, также как и желание коммунистов поставить великого драматурга в свои ряды и повесить на него красный галстук. Известны лишь две гражданские (неполитические) акции Чехова — в 1895 году Чехов подписал петицию к царю против цензуры, а в 1902 году — выступая против вмешательства государства в дела Академии наук, снял с себя звание почетного академика.
Все. И даже истерию в прессе после трагедии на Ходынском поле, когда во время коронации Николая II погибли люди, Чехов не поддержал. Так же, как на начало Русско-Японской войны отреагировал лишь сдержанной зарисовкой:
«На улицах шумят по случаю войны, все чувствуют себя бодро, настроение приподнятое, и если будет то же самое и завтра, и через неделю, и через месяц, то японцам несдобровать».
Чехов тем и гениален, что умудрился остаться над всем и сверху вполне объективно оценить то, что творилось вокруг него. Возможно, это и нравилось Николаю Александровичу. Да, Чехов писал о глуповатых и нечистых на руку чиновниках, да, обличал пороки мещан и высшего света, да, сетовал на необразованность тех, кто называл себя интеллигентами. Но не это главные мотивы в творчестве писателя. Стремительно уходящие из мира правда и красота — вот о чем скрипели его перо и сердце. И вот в чем он видел главную причину приближающегося краха, а он его чувствовал, неслучайно все свои последние силы потратил на пьесу-откровение «Вишневый сад».
Предтечей этой пьесы можно считать любимый рассказ Чехова «Студент». За девять лет до «Вишневого сада» писатель уже будто слышит легкие постукивания топоров о Древо познания правды и красоты, но в будущее пока еще смотрит с оптимизмом.
«Правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, — читаем мы в рассказе, — всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле. И жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла».
Императору Николаю II во время ареста было не до оптимизма, однако он, будучи человеком религиозным, не мог не продолжать верить в правду. Даже когда на его глазах сбылось страшное пророчество Чехова — что-то лопнуло в небе, и топоры застучали не где-то «далеко в саду», а здесь и сейчас, при молчаливом согласии «бывших».
Великие княжны Мария и Ольга Николаевна
Разгадал ли Николай II откровения Чехова, его попытку указать на духовную катастрофу мира и России? На этот вопрос мы, конечно, не ответим со стопроцентной уверенностью, но не ради же забавы читал Чехова император, будучи под арестом?
Что-то он наверняка понял, то, что, быть может, до сих пор не понимаем мы.
…Антона Павловича члены царской семьи, судя по дневникам, не только читали, но и ставили. В Тобольске Николай II запишет: «Начал переписывать пьесу Чехова «Медведь», чтобы выучить её с Ольгой и Мари». Ровно через месяц — 18 февраля по старому стилю — царь с дочерьми сыграл пьесу «Медведь», чем устроил всем царским узникам небывалый праздник.
«Волнений вначале представления было много, но, кажется, хорошо сошло».
«Медведь» — небольшая история о том, как одна молодая вдова, обещавшая хранить верность своему мужу, вдруг увлеклась первым же приехавшим к ней помещиком — грубым и неотесанным. Вполне себе годный сюжет для поднятия настроения. Вполне возможно — тот зимний тобольский день был последним по-настоящему праздничным в жизни императорской семьи.
До их отъезда в Екатеринбург оставалось меньше двух месяцев.
Источник: Год литературы
